мрак пуст для филина, ничего не говорит, не приоткрывает заманчивых далей. Все закрыли камышовые стенки, ничего не увидишь, а звуки, и близкие и далекие шорохи, давно знакомы и повторяются из ночи в ночь. Пес Мацко бесцельно слоняется по двору, свинья Чав громко храпит в своем закуте, лошади в конюшне сонно переступают с ноги на ногу, а ближе к рассвету поднимает крик Курри, петух, приветствуя новый день. Вот мимо дома протарахтела запоздалая повозка, и вновь воцаряется полная тишина, лишь ночной сторож иногда ударит в свою колотушку, да четкое ухо филина уловит в выси свист и шелест крыльев: это стаи птиц улетают к югу.
И тогда у филина вырывается щемяще-надрывное уханье: тоска по простору и утраченной свободе сжимает сердце, а крылья ноют от страстного желания взмыть над округой. Чувства филина вновь переносят его на волю, он снова в родной пещере, рядом — родители, внизу змеится лента реки, а на противоположном берегу сквозь туман проступают контуры дальнего леса — бескрайнего, уходящего до самого горизонта.
Иногда Ху вспоминает родителей; они уже давно бы разогнали своих птенцов, но тогда, когда Ху был с ними разлучен, до этого было еще далеко, потому теперь в памяти Ху родители предстают такими, какими он видел их в последний раз, когда каждое появление отца или матери у пещеры означало для малышей тепло и пищу. Но после в пещеру проник человек, который, видимо, иногда тоже умеет летать.
Ху спит и видит сны, но вот что-то нарушило его покой: на сук сливы около хижины уселась маленькая сычиха и, не в силах побороть врожденного любопытства, подглядывает за филином.
Ху открывает свои огромные сверкающие глазищи. В этот момент он страшен. В горящих глазах читается лишь презрение и желание проучить назойливую гостью, но маленькая сычиха знает, что властелин мрака — пленник.
Ху издает резкий крик, от которого мороз подирает по коже, на крик сломя голову мчится Мацко, и при виде собаки сычиха бесшумно срывается с ветки.
— Что, что случилось? — пыхтит Мацко.
— Терпеть не могу, когда подглядывают! — Ху гневно топочет по крестовине. — Сычиха уселась у самой хижины и принялась разглядывать меня. Если бы я мог отсюда выбраться…
— Неужели ты стал бы драться с такой мелкотой?
— Драться? У сычей очень вкусное мясо…
Мацко припал и земле, шерсть у него на загривке встала дыбом.
— Разве вы, филины, пожираете даже родственников?!
— Мясо есть мясо, — отозвался Ху. — И потом… Когда добыча в когтях, это уже не родственник, а всего лишь пища… В пещеру, где мы жили птенцами, старики нередко приносили таких вот родственников. Когда покрупнее, когда помельче… для нас безразлично. Важно, что было мясо и всегда еще теплое. Только мало, потому что у племени сов лишь перьев много, хотя и перья тоже необходимы для пищеварения…
Мацко задумчиво поводил хвостом.
— Наше племя лишь тогда притронется и мясу сородича, если ему грозит голодная смерть.
— Это все человек, он вас испортил… Те, что живут на воле и питаются мясом, конечно, предпочитают не нападать на себе подобных, но стоит только чуть зазеваться, как сам становишься жертвой… Добыча всегда есть добыча… Родители рассказывали, что когда-то и люди поступали так же.
Мацко вздрогнул всем телом, даже пасть его отвисла от изумления.
— Не слышал и не видел тех ужасов, о чем ты рассказываешь, Ху…
— В пыли пещеры валялись и человеческие кости… Родители говорили, — а они слышали о том от своих предков, — что когда-то очень давно люди тоже жили в пещерах и поедали друг друга…
Мацко уставился взглядом в пространство перед собой.
— Ты многое мне сказал, Ху, теперь я должен обдумать твои слова.
— Тогда полезай в свою будку, меняется погода. Разве ты сам не чувствуешь этого?
— Да, погода меняется. Вот уж и племя Торо, родичи Кра, вернулись в наши края. Человек называет этих птиц «воронами»…
— Знакомое племя! Вдоль большой реки тянутся их поселения. У них тоже вкусное мясо…
— Тебе безразлично, Ху, серые они или черные, но здесь гнездятся одни только серые. А черные прилетают всегда в эту пору, и вскоре, как они прилетят, вся округа становится белой. Все вокруг будет засыпано белым. Люди называют это белое «снег».
— Что?
— Снег. Он холодный и белый и надолго уляжется там, куда упадет.
— Ступай в свою конуру, пес, я не знаю, что это.
— Скоро увидишь, Ху. Я ухожу, пришло мое время спать. И в такую погоду лучше всего забиться в будку.
Мацко побрел в глубь двора, а Ху опять погрузился в грёзы, и вскоре вместе с холодным ветром подобрался рассвет.
С рассветом филин заснул по-настоящему, крепко, без сновидений, но и сон не мешал ему слышать, как северный ветер трогал камышовые стены, а что-то совсем незнакомое плавно падало сверху и мягко ложилось на крышу и землю у хижины.
Ветви деревьев вздрагивали на ветру, смородиновые кусты с трепетом гнулись и югу, а землю, с тихим шелестом, слышимым только филину, плотно засыпал снег.
И вот на следующее утро Ху увидел, что это такое снег — белый и чистый; холодное дыхание его ощущалось даже внутри хижины.
— Должно быть, невкусная пища — эта белая штука, — моргал Ху. Однако люди думали о снеге иначе.
— Этот снег надежно прикроет озимые, — сказал агроном.
— Хороший снег — хороший урожай, — добавил Бицо и великодушно отпустил Йошку домой — подъем зяби был закончен.
Неколебимый мир и покой воцарились в округе, ощущалась особая предрождественская тишина. Ветер дул редко, лишь снег продолжал валить. В лесу кружили мириады снежинок, путаясь в частом ельнике и в молодой дубраве, там кое-где на деревьях еще остались листья.
Ферко чистил и смазывал, готовя к зиме инвентарь, и думал при этом о своих нагулявших жир свиньях, когда в сарай заглянул агроном.
— Запрягай к десятичасовому скорому, Ферко. Дядя мой приезжает.
— Господин аптекарь?!
— Он самый.
— Полость взять?
— Для такой короткой поездки не стоит. Я думаю, раз-другой прогуляем и филина по лесу.
— А не замерзнет он?
— Думаешь, на воле филины надевают теплые подштанники? — рассмеялся агроном. — Да они и в тридцатиградусный мороз охотятся так же, как летом, а вот проволочную стенку у хижины заложи поплотнее камышовыми вязанками. Только дверцу оставь свободной. Словом, сделай все, чтобы хижину не продувало ветром, сквозняков даже птицы не любят.
— Слушаюсь, господин агроном. Вместе с Йошкой и сделаем.
— Да, скажи Помози, что и он с нами поедет, пока дядя у нас гостит, он будет сопровождать его при охоте. Так без четверти десять подъезжай к конторе.
