Поймать крохотную пичугу — дело нехитрое. Наивные провинциалы свиристели и не подозревают о человеческом коварстве. Связку рябины, вывешенную за окно в ожидании первых морозов, дружная стайка распотрошит за десять минут. В ловушку хохлатые красавцы лезут гурьбой и в первый момент, когда за ними захлопывается дверца, не столько испуганы, сколько возмущены. Страх овладевает ими чуть позже.
Снегирь, хоть тоже деревенщина, значительно осторожнее, но устоять перед гроздью рябины или россыпью пунцово-красной клюквы не в состоянии и, немного поколебавшись, летит к ловушке. Синички — те просто существа легкомысленные. Им бы только полакомиться чем-нибудь вкусным. Бывает, пойманная птичка торопится сначала насытиться, а уж потом начинает искать выход из ловушки. Случается, что не успеешь закрыть балконную дверь, как выпущенная синичка опять оказалась в западне. По три-четыре раза отпускаешь пичуг на волю, а они всякий раз возвращаются.
Совсем по-другому ведут себя воробьи. Их, как известно, на мякине не проведешь. Да что там мякина! Городского воробья ни коноплей, ни рисовой кашей не заманишь.
За год в городе и его окрестностях я ловил, метил, а затем выпускал на волю несколько тысяч птиц. Изредка отдельных пичуг я оставлял у себя дома. Самыми частыми гостями были чижи. Эти птицы легко попадали в ловушку, но не но глупости или легкомыслию, а скорее от излишнего оптимизма. Видимо, любой чиж отлично понимает, что ничего дурного человеку он не сделал, на обед не годится — очень мал, и потому не ждет от нас подвоха. И что греха таить, чаще других птах расплачивается за свою доверчивость.
Больше всего мне запомнился молодой чиж, прозванный моими домашними Васей Серым. Попался он ко мне вечером. Я куда-то спешил и поэтому сунул чижа в холщовый садок, чтобы он с испугу не разбил голову о стенки ловушки. О своем узнике я вспомнил только на следующий день утром. Заглянул в садок: мой чиж уже проснулся и мучился с коноплей. В кормушке оказались только целые, нераздавленные зерна, а они были моему пленнику явно «не по зубам». Я раскусил одно зернышко и протянул ладонь в садок. Немного поколебавшись, чиж взял угощение. Начало знакомства показалось весьма обнадеживающим, и я присоединил чижа к числу своих постоянных квартирантов.
Внешне Вася Серый был неказист. На нем была серо-зеленая одежонка, на голове серая шапочка. Перышки на груди лохматились, хвост слегка кособочил. Однако на хороших харчах чиж быстро отъелся, зазеленел, залоснился, шапочка почернела. Уже через несколько дней он перестал дичиться и постепенно сделался равноправным членом нашей семьи.
Не скажу, что делал Васёк днем, когда мы все были на работе, но, видимо, скучал. Когда я возвращался домой, он радостно встречал меня. Очень нравилось чижу прыгать с плеча на плечо или сидеть на голове. Была у Васька и дурная привычка: любил рыться в волосах. Что он там находил — не знаю, но что-то он там выискивал.
Особенно оживлялся Васёк, когда наступало время обеда. Ему ни в чем не отказывали, но он почему-то предпочитал именно то, что уже находилось в моей ложке. Сидя у меня на плече, чиж не мог запустить в нее клюв, как это делали попугаи, — не вышел ростом. Однако он нашел выход. Улучив краткое мгновение, пока мой рот еще был открыт, расторопный Васёк кидался на нижнюю губу и, вцепившись в нее лапками, готов был в любую минуту исчезнуть во рту, если такая возможность ему предоставлялась.
Чижи легко размножаются в неволе. Мне захотелось осчастливить Васька, подыскав ему невесту. К сожалению, я не мог предложить своему пленнику десяток «красавиц» на выбор. Невестой стала неказистая серенькая чижиха, маленького роста, с крохотной головкой, узким лобиком и длинным с горбинкой клювом. Вряд ли по-птичьим стандартам она могла считаться красавицей, но я решил, что моя протеже наверняка станет преданной и ласковой женой. Действительно, птицы быстро подружились и были неразлучны. Куда бы Вася ни летел, чижиха следовала за ним. Если он садился, она тотчас подсаживалась к жениху и, прижавшись к нему, блаженно замирала.
Мне показалось, что помолвка состоялась. Я отсадил чижиху в просторную клетку, чтобы дать ей возможность обжить новую квартиру, и, видимо, совершил непоправимую ошибку. Когда двумя неделями позже я впустил к ней Васька, давно добивавшегося этой чести, она не приняла его. Сработал инстинкт охраны собственной территории. Куда девалась бывшая влюбленность? Чижиха била, клевала несчастного жениха, не подпускала к корму. Короче говоря, свадьба не состоялась. Пришлось Васе Серому довольствоваться молодой пестренькой канарейкой. Новая невеста была степенна, ласкова, но ростом значительно выше жениха. Вася быстро утешился, нежно любил супругу, кормил, как маленькую, почти вставая на цыпочки, чтобы дотянуться до ее клюва, но иногда устраивал и трепку. С появлением у Васи семьи наша дружба распалась. Да какая же может быть дружба, если между нами решетка?
Взрослые воробьи, попав в неволю, никогда не становятся ручными. Ни ласки, ни заботы не в состоянии поколебать их предубеждение к человеку. Только один воробей стал моим другом. Попал он ко мне совсем крохой, шести — восьми дней от роду. Три недели в тесном ящичке, оборудованном грелкой, я носил его на работу. Воробьишку нужно было поминутно кормить и все время согревать, чтобы он не окоченел и у него не расстроился желудок. Вырос малыш, как и полагается, отчаянным драчуном и забиякой. Страха перед человеком он не испытывал, но обид не прощал.
Мой авторитет главы семьи Задира не ставил ни во что. За столом он не выпрашивал подачки, а брал любой лакомый кусок как свой законный, и спорить с ним было бесполезно. Даже большие и отнюдь не добродушные попугаи поглядывали на него с опаской. Если он подсаживался к хохлатому великану, тот позволял себе немного поворчать из-за нахала, а сам, как краб, бочком поспешно отодвигался на край жердочки.
В моем доме Задира пользовался неограниченной свободой, но в сад летать не любил. Дикие воробьи его решительно сторонились, недвусмысленно давая понять, что не желают знаться с человеческим выкормышем, а однажды задали ему хорошую трепку. С тех пор Задира к миру за окном полностью утратил интерес.
К гостям воробей был совершенно нетерпим, особенно к курящим. Недокуренную папиросу он утаскивал из пепельницы, угрожая устроить поджог. Чтобы выкурить в моем доме сигарету, нужно было обладать крепкими нервами. Задира мог выхватить ее прямо изо рта. Вообще гостей он просто терроризировал. Пернатый хулиган каждого подозревал в недобрых намерениях и отважно защищал меня и мой дом, нахально заглядывал в дамские сумочки, портфели, проверяя, не уносят ли из дома что-нибудь ценное, и успокаивался, лишь когда гость оказывался за дверью.
