Добравшись до соблазнительной мусорной кучи, мохнатый поганец несколько расслабился, полагая, что намного опередил своих преследователей, и принялся спокойно разнюхивать обретенное богатство. Тем неожиданнее для него было услышать мой близкий крик и обнаружить прилетающие «подарки», одним из которых я его все-таки – с отскока, правда, – зацепил. Щен немедленно рванул дальше, все сильнее отдаляясь от дороги, но при этом то и дело оглядывался, следя за мною. Я же во главе серой стаи продолжил забег по обычному маршруту, показывая, будто хочу отрезать преступного «кавказеныша» от питомника и завернуть его назад, к покинутой помойке. Коварный замысел удался. Действуя в противовес мне, Жангирка кружным путем, в обход нашей группы, устремился со всей мочи к родному дому. Подогнав его еще немножко парой оставшихся камней и убедившись, что обрадованный своему удачному маневру паразит с выбранной дороги уже не свернет, я наконец-то умерил аллюр и отдышался.
В запертые ворота питомника Жангир пролезть не смог и потому, в виду надвигающегося меня, распластался в самой приниженной позе и стал выделывать до невозможности подхалимские ужимки, быстро размахивая хвостом, заваливаясь на спину, улыбаясь и щуря глазки. Ну у кого поднимется рука наказывать полностью осознавшего и глубоко раскаявшегося милягу и очаровашку? Только у человека душевно черствого и грубого. Такого, как я, например. Получив взбучку и лишившись ужина, Жангир не выказал особых страданий, сверх тех, что ему не привыкать было демонстрировать, а мне – лицезреть. Верить его воплям и несчастному виду я отныне не желал. Не то что вожатые, которые, обнаружив поутру прикрепленную на двери в Жангиров вольер табличку с надписью «Не кормить!», один за другим приходили ко мне, пытаясь смягчить вынесенный своему любимчику приговор. Но я был суров и непреклонен, а вечером взялся за воспитание и обламывание так насолившего мне гаденыша.
Три занятия полностью подтвердили мои догадки о том, что по части сообразительности и памяти Жангирка мог дать сто очков вперед многим и многим немецким овчаркам, а уж по части лени и хитрости – и все двести. Кроме того, голод он переносил куда как легче, а халявный кусок зачастую ценил выше трудового. «Запад есть Запад, Восток есть Восток». Однако же попутно с несколькими простейшими навыками общей дрессировки понятия о выгодах послушания и отрицательных последствиях своевольничества уложились в Жангировом мозгу ровными кирпичиками и за столь краткое время обучения. Проблем на прогулках он мне больше не доставлял.
Так уж вышло, что тогда плодами просвещения «кавказеныша» удалось пользоваться недолго. Прогулки наши прекратились по причине изобилия других забот, за малым исключением очень неприятных. Как раз в ту осень до наших мест добрался бушевавший по стране парвовирус, косивший щенков, обычно в возрасте от полутора до трех месяцев, поголовно целыми пометами, и потери питомника были жутко велики. Даже вспоминать об этом не хочу.
Прошел год. Жангира нужно было свозить на областную выставку. Такого красавца показать, безусловно, стоило, хотя он еще и оставался, и выглядел подростком. Средних размеров, сильный, быстрый и ловкий, наш первый «волкодав» обладал врожденным шармом на всю рожу и прекрасной пластикой движений. К тому времени мы его уже держали на посту, и он нес службу с лютым рвением. Всех своих обожал, а прочих яро ненавидел.
Чтобы добраться до выставки, мне предстояло в общей сложности побольше двух часов трястись в основательно заполненном по случаю воскресенья общественном транспорте, потом провести нескучные полдня вместе со злобным «кавказцем» в собачьей и людской толкучке, а после еще и возвращаться назад. Судя по всему, удовольствие обещало быть продолжительным, но однообразным. Выходя с Жангиром из питомника, я уже настраивался на лирический лад, готовясь философски пережить последствия грядущих его подвигов. Запирая ворота на замок и предаваясь упадническим мыслям, совершенно автоматически бросил поводок, скомандовал «Сидеть!» и, лишь сунув ключ в карман, вспомнил, что со мною не кто-то из дрессированных «немцев», а грозный страж блокпостов и участков свободного окарауливания, которому только дай волю, и он скоренько разберет на запчасти всех не успевших смыться окружающих. Враз похолодев внутри и снаружи, я оглянулся. Жангир сидел, преданно глядя на меня. Ах ты умничка! Ведь мы это год назад проходили! А ну-ка, брат, что еще из команд ты помнишь? Жангир помнил все до единой и охотно их выполнял. Я просто воспарил душою, осознав, насколько сократилось количество предполагаемых проблем.
Ну, в общем, добрались мы благополучно. И в автобус Жангир грузился без сопротивления, и ни на кого там понапрасну не выступал. А если ловил чей-либо нескромный взгляд и начинал напрягаться, я его тихонько звал, и он тут же оборачивался ко мне и строил умильные глазки. То же и на выставке. В ринге смирно ходил у ноги, изо всех сил сдерживая желание подраться, а позволив себе забыться на мгновение и зарычать, слышал укоризненно произнесенную мною кличку, в ответ на что принимался старательно изображать вежливую и благовоспитанную собаку. И до того у него мимикрия получалась убедительной, что после расстановки кто-то из судей сказал о нем: дескать, пес приличный и перспективный, но слишком уж какой-то добрый.
Какой он добрый, Жангир показал очень скоро. Привязал я его к дереву, а сам отошел ненадолго, то ли за пивом, то ли наоборот. Попросил на всякий случай кого-то из полузнакомых собачников по возможности приглядеть за моим питомцем, который сразу плюхнулся в тень и буквально слился с сухой землей. Его тигрово-бурый окрас обладал замечательными камуфлирующими качествами. За две минуты моего отсутствия Жангир предпринял две результативные атаки, полному успеху коих помешала только короткая привязь. Обошлось без членовредительства: на неосторожном мужике одежду зацепил да из колли клок шерсти выдрал. Последнее ему и самому не понравилось, потому как налипла длинная шерсть на язык и морду. Лапой содрать ее невозможно, а плеваться собаки умеют только таблетками.
Поскольку боевые действия происходили без меня, никакого нарушения дисциплины в этом, понятно, не было. А было нормальное поведение кавказской овчарки, к которой нужно относиться с уважением. И уж по крайней мере, не лезть к ней в пасть.
Вот что такое хороший «кавказец».
Волгаря в питомнике чаще звали Русланом и Рыжиком. Этот здоровенный охломон с юности безвылазно просидел года полтора или два где-то во дворе на короткой цепи, и странно даже, что при таком выращивании не испортил себе ноги. Хозяйка боялась его, кормила с лопаты и, говорят, несказанно обрадовалась, когда нашлись желающие взять такую собаку, да еще и заплатить за нее деньги. Волгаря купили ребята из какого-то клуба, чтобы выменять на него одного из наших «немцев». Для меня же было ценным роскошное его происхождение, и потому обмен состоялся с обоюдной выгодой.
