что умная собака, привязанная к хозяину, способна узнавать не только отдельные слова, но и целые фразы. Когда я говорил: «Мне пора идти» — Тита и Стаси немедленно вскакивали даже в тех случаях, когда я старательно сохранял нейтральный вид и произносил эту фразу без какой-либо особой интонации. С другой стороны, ни одно из этих слов, произнесенных в другом контексте, не вызывало у них ни малейшей реакции.
Из всех известных мне собак лучше всего умел понимать человеческие слова большой шнауцер Аффи — сука, принадлежавшая иллюстрировавшей со мной эту книгу художнице, в чьей правдивости я не сомневаюсь. Аффи по-разному реагировала на слова «Катци», «Шпатци», «Наци» и «Эйхкатци», означающие соответственно «котенок», «воробушек», кличку ручного ежика (в те дни политический термин «наци» еще не вошел в обиход) и «белочка».
Таким образом, владелица Аффи, ничего не зная об эксперименте Сарриса, провела практически такое же исследование и получила аналогичный результат. При слове «Катци» шерсть на загривке Аффи вставала дыбом, и она принималась возбужденно обнюхивать пол, ясно показывая, что ожидает встречи с противником, который будет защищаться. За воробьями она гонялась только в юности, а затем поняла всю безнадежность этих попыток и с тех пор оглядывала их, не двигаясь с места, и смотрела им вслед со скучающим видом. Ежика Наци Аффи ненавидела просто потому, что он был ежом; услышав его кличку, она стремглав бросалась к мусорной куче, где обитал другой еж, рыла лапами сухие листья и лаяла с той бессильной злобой, которую вызывают в собаках эти колючие создания. При слове же «Эйхкатци» Аффи задирала голову и, если не видела белки, начинала перебегать от дерева к дереву; подобно многим собакам с плохим чутьем, она обладала прекрасным зрением и видела дальше и лучше большинства себе подобных. Кроме того, она понимала сигналы, подаваемые рукой, на что способны далеко не все собаки. И еще она знала имена по меньшей мере девяти людей и бежала к ним через комнату, если их называли по имени. При этом она никогда не ошибалась.
Если эти эксперименты покажутся невероятными зоопсихологу, работающему в лаборатории, ему следует вспомнить, что подопытное животное, находящееся всегда в помещении, получает гораздо меньше качественно различающихся впечатлений, чем собака, повсюду сопровождающая своего хозяина. Собаке гораздо труднее ассоциировать определенное слово с соответствующим действием, которому ее обучили, но которое ей не интересно, чем связать название такой заманчивой добычи, как котенок, воробей и т. д., с самой этой добычей. В лаборатории от собаки редко удается добиться выполнения столь трудной задачи, как распознавание конкретного слова, потому что у нее отсутствует необходимый для этого интерес: тут слишком мало «валентностей», как говорят зоопсихологи. Любой владелец собаки обязательно сталкивается с поведением, которое невозможно воссоздать в лабораторных условиях. Хозяин говорит равнодушно, не произнося имя собаки: «Не знаю, вывести ее или нет». Но собака уже вскакивает, виляет хвостом и прыгает от возбуждения, потому что предвкушает прогулку. Если бы хозяин сказал: «Придется ее вывести», собака поднялась бы послушно, без особого интереса. А скажи хозяин: «Нет, я раздумал ее выводить» — и настороженные было уши печально опустятся, хотя глаза будут по-прежнему с надеждой устремлены на хозяина. И при окончательном решении: «Оставлю ее дома» собака уныло отойдет и снова ляжет. Попробуйте представить себе, какие сложные экспериментальные процедуры потребуются, чтобы добиться аналогичных результатов в искусственных условиях лаборатории и какой утомительной будет подобная дрессировка!
К сожалению, мне ни разу не случилось подружиться с какой-нибудь человекообразной обезьяной, но госпожа Хейес доказала, что между человеком и такой обезьяной возможен очень тесный контакт, сохраняющийся на многие годы. Подобный контакт, особенно между опытным, критически настроенным ученым и животным, которое связано с ним крепкими узами взаимной привязанности, является лучшей проверкой интеллектуальных способностей такого животного. Бесспорно, мы пока еще не можем сопоставить собаку с человекообразной обезьяной, но лично я убежден, что понимать человеческую речь собака будет лучше, хотя бы обезьяна и превзошла ее в других проявлениях интеллекта. В определенном отношении собака гораздо «человекоподобней» самой умной обезьяны. Как и человек, она — одомашненное существо, и, как и человека, одомашненность одарила ее двумя свойствами: во-первых, освободила ее от жестких рамок инстинктивного поведения, что открыло перед ней, как и перед человеком, новые возможности деятельности, и, во-вторых, обеспечила ей ту непреходящую детскость, которая у собаки лежит в основе ее постоянной потребности в дружеской привязанности, а человеку даже в старости сохраняет ясность и свежесть мысли, о которых Вордсворт писал:
Так было, когда я в жизнь вступал,
Так есть, когда я взрослым стал,
И пусть так будет, когда состарюсь,
Иль пусть умру.
Глава четырнадцатая
Права преданности
Когда-то у меня была увлекательная книжечка фантастических историй, называвшаяся «Рассказы Лыжного Эла на сон грядущий». Под маской забавной чепухи в них пряталась жгучая и подчас жестокая сатира, характерная для американского юмора и не всегда понятная европейцам. В одной из этих историй Лыжный Эл с чувством повествует о подвигах своего друга. Примеры невероятного мужества, ошеломляющего благородства и бескорыстного человеколюбия громоздятся один на другой веселой пародией на американскую романтику Дальнего Запада, завершаясь рядом трогательных сцен, когда этот герой спасает Эла от волков, гризли, голода, холода и прочих бесчисленных опасностей. Рассказ кончается лаконичным сообщением: «Проделывая все это, он отморозил ноги, так что, к сожалению, мне пришлось его пристрелить».
Если в моем присутствии человек хвастает достоинствами своей собаки, я обязательно спрашиваю, где она теперь, по-прежнему ли с ним. И слишком часто получаю ответ в духе Лыжного Эла: «Нет, мне пришлось от нее отделаться… я переехал в другой город (или сменил квартиру на меньшую, или перешел на другую работу), и мне стало трудно держать собаку». Или еще что-нибудь в том же роде. Меня поражает, как люди, во всех остальных отношениях вполне добропорядочные, нисколько не смущаются, признаваясь в подобном поступке. Они не сознают, что между их поведением и поведением эгоиста, высмеянного в этой истории, нет принципиальной разницы. Собака лишена как бы то ни было прав не только согласно законам, но и из-за бесчувственности многих людей.
Преданность собаки — это драгоценный дар, накладывающий на того, кто его принимает, не меньшие обязательства, чем человеческая дружба. И это следует иметь в виду всем, кто намеревается обзавестись четвероногим другом. Случается, конечно, что собака сама навязывает вам любовь, которой вы
