селе. Люди работают по хозяйству, чинят инвентарь, наводят порядок на чердаках, а кто возит навоз, радуясь погожему дню и хорошему санному пути. На сани можно накидать навоза в три раза больше, чем на телегу, а для лошадей или волов полозья легче колес.
В конуру к Мацко заглядывает солнце, и пес с радостью приветствует хозяина Ферко; правда, он не вылезает из будни, но хорошо слышно, как хвост его отбивает веселую дробь по полу конуры.
Так чередой проходят дни. На селе ничего не меняется, но все ждут вестей из «большого мира». Под «большим миром» здесь понимают близлежащий городок, где находятся казармы, а в них живут солдаты, которые ждут неизвестно чего. Помимо рядовых там есть, конечно, и унтер-офицеры и даже старшие офицеры иногда покажутся на плацу. Но из всех, что живут в казармах, лично Ферко, агронома и даже секретаря сельской управы и — признаемся — нас тоже интересует один только Йошка Помози.
Йошка здоровый и продубленный на солнце, как новый лапоть, от казарменной жизни разве что слегка похудел, но это среди новобранцев не редкость. Его любят товарищи, потому что благожелательная улыбка никогда не сходит с его лица, к тому же солдат он выносливый и смекалистый, а значит «свой парень».
Он «вхож» к фельдфебелю, это известно и господам офицерам… но все же фельдфебель был удивлен до крайности, когда его вызвали в канцелярию и подполковник обратился к нему с вопросом:
— У тебя под началом служит некий Йожеф Помози?
— Честь имею доложить, именно у меня…
— Хороший ли он солдат?
— Лучший в роте…
Подполковник вертел в руках какой-то конверт.
— Не путаешь ли?
— Никак нет! Извольте спросить хоть самого господина лейтенанта.
— Позови-ка его!
Лейтенант, совсем еще молодой, козырнув, стал навытяжку.
— По вашему приказанию явился, господин подполковник!
— Знаком тебе солдат по фамилии Помози?
— Я хорошо его знаю, господин подполковник.
— Ну, и какого ты о нем мнения?
— Исполнительный солдат.
— Я хочу знать, надежный ли он? Понимаешь, что я имею в виду?
— Надежный — на все сто процентов. И смекалистый: из батраков выучился на тракториста. Если бы все новобранцы такими были…
Подполковник посмотрел на фельдфебеля.
— Спасибо, Палинкаш, можете быть свободны.
Когда офицеры остались наедине, подполковник предложил лейтенанту сесть.
— Знаешь ты Кароя Лацаи?
— Нет, не довелось, господин подполковник.
— Впрочем, и я знаю его лишь понаслышке. Но говорят, хороший офицер и наград у него — не счесть. В свое время он уволился из армии, как и многие другие, а теперь секретарь управы в селе неподалеку. Помози тоже оттуда, из того же села. Так вот Лацаи пишет, что отец парня погиб при Добердо, и просит перевести солдата в техническую часть, что стоит в Доромбоше. Полная страховка, не так ли?
— Так точно, по теперешним временам безопаснее Доромбоша места нет… Туда просили только двоих…
— Что ты думаешь об этом? Ведь тебе известно, что за каждого человека, кого мы посылаем в Доромбош, я несу личную ответственность.
Лейтенант не ответил и принялся пристально изучать пол у себя под ногами. Подполковник насупился:
— Что, не подходит Помози?
— Никак нет, господин подполковник! За Помози я могу поручиться, но вот за того, второго, кого рекомендовал господин генерал…
— За него генерал и отвечает!
— Помози я бы спокойно рекомендовал.
— Тогда пошлем туда этих двоих. О втором новобранце тебе что-нибудь известно?
— Ничего определенного: изнеженный господский сын, но, кажется, вполне порядочный.
— Тогда нечего колебаться! Сделаем, как просил генерал, а там пусть делают с ним, что хотят. Им ведь тоже известно, что генерал рекомендует.
— Будут еще какие приказания? — поднялся лейтенант.
— Благодарю! У меня все. Так эти двое закончили свою службу в пехоте. Передай их на две недели в моточасть, а затем отправь по специальному назначению в Доромбош. Предупреди об их приезде, ведь это запретная зона.
— Слушаюсь!
Подполковник, оставшись один, достал бумагу и медленно принялся за письмо.
«Господину Карою Лацаи, капитану запаса, ныне секретарю сельской управы, лично:
Дорогой камарад!
Терпеть не могу оказывать протекции и сам никогда протекцией не пользовался, однако твое желание выполнил с радостью, потому что, в виде исключения, твой подопечный вполне того стоит. И не только из уважения к памяти его отца, погибшего на поле боя, но и сам по себе.
С товарищеским приветом
подполковник Хетхати.
Секретаря сельской управы Лацаи письмо это очень обрадовало. Он долго прикидывал в уме, как ему понимать оговорку «конфиденциально», имеет ли он право рассказать об этом агроному, но в конце концов не устоял против соблазна поделиться с ним доброй вестью, поэтому он еще в тот же вечер отправился к нему.
Агроном, бывший в очень плохом настроении, — один из волов как раз в этот день сломал ногу — встретил его без обычной приветливости.
— Здравствуй, — обернулся он к появившемуся в дверях секретарю сельской управы. — Ну, заходи!
— И это называется вежливым обхождением, — рассмеялся секретарь. — Не осталось у тебя виноградной палинки? Помнится, прошлый раз она мне пришлась по вкусу.
— Нет.
— Ну тогда я подожду садиться, пока ты не прочитаешь одно письмецо, и тогда, готов спорить, еще и палинка найдется.
— Давай сюда твое письмо, — и агроном протянул руку.
Когда агроном прочел письмо и сообразил, что речь идет о Йошке Помози, он только руками всплеснул.
— Ну, ты и молодец! Господин секретарь… господин капитан… мой друг и повелитель, извольте сюда, на диван, тут помягче… Чем позволите вас угостить, какой палинки желаете?
— Вот это, я понимаю, прием, какой положено оказывать старому солдату!
— Так что же ты молчал до сих пор!
— Не хотел обнадеживать прежде времени. Ведь я этого Хетхати только понаслышке знаю… Зато фельдфебель Палинкаш когда-то служил под моим началом. Однако главное, что Йошке не нужна была никакая протекция, он сам умеет постоять за себя.
Агроном наполнил стопки, и приятели чокнулись.
— За твое здоровье, Карой! За здоровье Хетхати и фельдфебеля Палинкаша…
— За здоровье нашего Йошки и дядюшки Лаци! Старик плюхнется на свои склянки от удивления, когда увидит Йошку, да и Йошка не знает, что дядюшка Лаци-аптекарь в Доромбоше.
— Наконец-то хоть что-то хорошее, друг Карой, а то очень уж беспросветной стала жизнь…
— Что ж, надо спасать то, что можно еще спасти.
Друзья погрузились каждый в свои невеселые мысли.
А погода повернула к теплу. Гладкая прежде поверхность льда покрылась рубцами и трещинами, снег подтаивал, а в полдень — под голубиное воркование — с крыш падала капель. Даже у воробьев прорезался, пусть безыскусный, но
