трескотня в интервалах! Чепе ни в грош не ставил чарующую музыку москито, не находил в ней ничего хорошего или приятного, и разговор о ней доводил его до слез. В родных краях звучат мексиканские гитары, там шесть струн широким потоком источают сладость меда, или вспыхивают разноцветными огнями, или стонут и шепчут о радостях и горестях индейцев. Одна за другой звучат corrido
[101] и страстные, волнующие мелодии huapango
[102]. И хотя гитары совсем такие же, как здесь, говорят они совершенно по-другому.
Увлеченный рассказами Чепе, которого тоска по родине заставляла переходить от одной темы к другой, я не сразу заметил человеческую фигуру, маячившую рядом с нами у кромки воды. Включив фонарь, я осветил молодого метиса — он медленно брел по колено в воде и держал в руках моток лиановой веревки. Конец веревки уходил далеко в море, куда-то за набегавшую приливную волну. Пока я пытался определить, в чем дело, Чепе окликнул человека.
— Что он делает? Ловит рыбу? — спросил я.
— Sabe [103], — ответил он.
Тогда я громко приветствовал человека:
— Будьте любезны сказать, что у вас привязано к веревке?
— Tortuga [104], — ответил он. — Вернее, carey [105]. Очень большая бисса.
— Что вы намерены с ней делать?
— Я намерен ее съесть.
— Я спрашиваю, зачем вы ее привязали? Какой смысл стоять в воде и держать веревку с привязанной черепахой?
— Разве для вас в новинку такой способ перевозки пойманных черепах?
— Для меня это новость, — сказал я и посмотрел на Чепе: — А для вас?
— Для меня тоже.
— В таком случае, — сказал человек, — я могу показать, как это делается. Это очень практично. Я не буду вытаскивать carey, а вы смотрите…
Размотав часть веревки, он вышел из воды, добрался до сухого песка и, наклонившись, начертил круг на гладком песке. Он дорисовал четыре ласта и голову — получилось изображение черепахи. Нацарапав полоску, ведущую от переднего ласта к верхнему щиту, он сказал:
— Вы привязываете ласт к щиту, затем обматываете всю эту сбрую вокруг панциря, а веревку крепите с внутренней стороны. Потом сталкиваете черепаху в воду и, удерживая конец веревки, идете в нужном вам направлении. Вот и все. Остальное делает сама черепаха.
— Очень мило, — сказал Чепе.
— Нечто вроде параван-охранителя, — сказал я.
— Что? — спросил человек.
— He могу вам объяснить по-испански. А может быть, черепаха и не изображает параван. Но это удачная выдумка. Всякий другой способ перевозки доставил бы много беспокойства. Кто вас этому научил?
Человек постучал двумя пальцами по голове.
— Вот кто… — сказал он. — Я сам изобрел.
— Очень мило, — сказал Чепе, с гордостью посмотрев на человека. — Он — никарагуанец.
Я был уверен, что и раньше где-то слышал о таком способе перевозки черепах, но сейчас было неуместно упоминать об этом. Человек свернул веревку и побрел в полосе прибоя.
— Конечно, это медленно, — сказал он, — но все же добираемся до места.
Когда он почти исчез в темноте, я крикнул ему вдогонку:
— Видели ли вы сегодня стадо зеленых черепах?
— Нет, сеньор. Стадо опаздывает. Когда оно приплывет, я не буду таскать черепах таким способом.
Последнее, что мы увидели, была фосфоресцирующая полоса, сверкавшая вокруг его голеней.
— Этот человек — никарагуанец, мой земляк, но он с побережья. Очень умен! — сказал Чепе.
Потом мы долго шли в темноте и слышали только шум прибоя и шелест песка под ногами. Когда Чепе вновь заговорил, его настроение несколько изменилось. Мое столь непривычное для него сочувствие и встреча с изобретательным земляком на время ослабили жгучую боль тоски по родине.
— Вы бывали в Энтре-Риос? — спросил он.
— Только поблизости. Co стороны Гондураса. Но достаточно близко, чтобы увидеть надпись «Viva Sandino!» [106], начертанную на утесах.
— Jo, si [107], — сказал он. — Я хорошо знаю весь тот район. Там все замечательно, но мало кто об этом знает. В этом месте Сандино победил солдат-гринго.
— Он их не победил. Но его трудно было там поймать. Думаю, что так обстояло дело.
— Он отрубил головы всем гринго, — сказал Чепе.
— He всем.
— Да, всем, — настаивал Чепе.
— Мне приходилось встречаться и беседовать с побывавшими там морскими пехотинцами. У них головы были на месте, и я уверен, что и остальное было неповрежденным.
— Сомневаюсь… — сказал Чепе. — Сандино был muy capaz, muy hombre [108].
Вдруг я заметил среди спутанных морских водорослей отблеск стекла. Решив, что это бутылка, я ударил ногой, но предмет покатился слишком прямо и быстро для обычной бутылки. Направившись к тому месту, где он остановился, я поднял шестидюймовый стеклянный шар, один из тех сетевых поплавков, которые можно найти на берегах разных стран. Я передал шар Чепе.
— Я знаю, что это такое… — сказал он. — Стеклянный шар. Знаете ли вы, из каких мест они приплывают?
Это был один из нерешенных вопросов, которые меня занимали. Надо, чтобы где-нибудь специально изучали, откуда приплывают стеклянные поплавки. Все мои познания сводятся к тому, что стеклянные поплавки применяются некоторыми народами Средиземноморья и японцами. Но мне никогда не приходилось видеть, чтобы их прикрепляли к сетям в районе Карибского моря.
Вероятно, ближайшие к Тортугеро рыбаки, которые пользуются стеклянными поплавками, — это сицилийцы из Новой Англии и португальцы с Азорских островов.
Впоследствии, посмотрев на карту, я решил, что коста-риканский поплавок должен был приплыть с Азорских островов. Может быть, я и не прав, но так или иначе в этой находке есть нечто волнующее.
На стеклянных поплавках нет примет, доказывающих их происхождение. Шары бывают двух окрасок: светлые бутылочно-зеленые и бледно-синие. Это очень симпатичные предметы, и я люблю их находить, но они такие круглые и такие тяжелые, что далеко их не унесешь.
— Прислушайтесь, — сказал Чепе, покачивая шаром возле уха. — Вода… В шаре есть течь.
Такие загадочные случаи мне были известны, но все же я включил свет и посмотрел внутрь шара. В нем находилось примерно полстакана воды, однако нигде нельзя было обнаружить трещины или заметного отверстия.
— Как туда попала вода? — спросил Чепе.
— Quien sabe [109]. Вероятно, через отверстие, которое глазом не увидишь.
— А я думаю, что это сила морских волн… — сказал он.
Такое объяснение было не хуже моего.
Чепе попросил у меня разрешения положить поплавок в рюкзак — ему так хочется привезти шар домой как recuerdo [110]. Я разрешил положить его, но осторожно, чтобы ничего не попортить и не раздавить игуан.
— Хотите pipa? Мы приближаемся к месту, где есть несколько низких деревьев.
