брызнут соцветиями.
И где-то в чаще воркует лесной голубь.
Голубь прилетел не нынешней ночью, а неделю назад, не отпугнула его и ненастная погода, голубь знал точно: пришла весна… но во всеуслышание заявить о весне и о том, что он готов ее встретить, решился лишь сегодня. Он заворковал у своего прошлогоднего гнезда, и от этого воркования еще большим теплом повеяло на тихо гудящий мир леса.
Буки выпрямили и потянули к теплу и свету свои ветви; среди хвойного бора в аромате смолы купается первоцвет, а под укрытием колючего можжевельника выкармливает детенышей старая зайчиха. К подножию куста ветер бросил охапку желто-коричневой палой листвы, и заячье семейство столь надежно укрыто в ней, что не только человек, но и лиса прошла бы мимо, если бы, конечно, не предательский запах.
В поднебесье на струях теплого воздуха парят сарычи, и клекот их разносится далеко по округе; по небу тянут на север облака, похожие на опрокинутые галеры; под кустами, в прогретом затишье, обвилась вокруг солнечного луча полураспустившаяся фиалка.
По дороге вдоль поля неторопливо движется повозка агронома, и лошадям невдомек, к чему бессмысленное кружение по давно знакомым местам. И Ферко тоже задумался, словно забыл, куда править, хотя уж ему-то доподлинно известно, что этот объезд участка — отнюдь не праздная прогулка, а сплошные сложение и вычитание, взвешивание и прикидка — одним словом, определение, соответствует ли состояние почвы осенним расчетам агронома и когда начинать сев, ибо распорядок весенних сельскохозяйственных работ в конечном счете зависит от почвы: поспела она или еще не поспела к обработке.
Дорогу то и дело пересекают хохлатые жаворонки, но обычного их жалобного зимнего посвиста не слышно, должно быть, и жаворонки знают, что в этом ослепительном весеннем свете плакаться не положено.
В легкой повозке на этот раз не видно ружья, потому что в скором времени и у хищных птиц должны появиться детеныши — у некоторых, наверное, уже появились — и агроному претила мысль о гнездах, где по его вине в муках голода медленной смертью будут погибать птенцы. Агроном даже при излюбленной своей охоте с филином думал не об истреблении хищников, а лишь о некотором их разрежении, потому что всякого рода бегающие и летающие хищники охраняют природу от чрезмерного размножения полезных животных, уничтожая в первую очередь слабых, нежизнестойких и непригодных для продолжения рода зверей и птиц.
Когда ударил полуденный колокол, солнце над садом пекло по-летнему. Дорожка к дому агронома просохла и отвердела, а в глубине сада, залитая ослепительным сиянием, пробудилась даже старая яблоня. Набухающие почки приятно зудели, а под грубой корой и под нежной кожицей верхних веток стронулись соки, и старое дерево — от корней до макушки — вновь почувствовало себя возвращенным к жизни. Корешки хрена выбросили новые побеги, со временем они приобретут ядовито-зеленый цвет, но сейчас они светлые, чуть желтоватые, еще нежные. Крапива возле забора неожиданно поднялась чуть ли не на целую пядь, непонятно, когда успело вырасти — на радость новому поколению гусей — это жгучее растение.
Куры под навесом деревянной конюшни блаженно дремлют, купаясь в пыли, и лишь старая наседка, сердито квохча, расхаживает по двору: никто не считается с ее материнскими чувствами.
— Что случилось, Ката? — Мацко радушно виляет хвостом, хотя хвоста и не видно, ведь пес высунулся из своей конуры лишь наполовину, но старая наседка чует добрую душу.
— Как «что случилось», как «что случилось»? Опять похитили у меня яйца, а ведь я их надежно припрятала на чердаке…
И верно, все так и было! Злоумышленником оказался Ферко; это он выследил беспокойную курицу, еще на рассвете забрал все яйца — целую дюжину — и отдал агроному, который в этом году не хотел сажать старую клушу на яйца.
— Плохая из нее квочка, — сказал агроном, — не следит за цыплятами. В прошлом году высидела девятнадцать цыплят, а вырастила только семь. Если долго будет шуметь, ты окуни ее в бочку с водой, сразу перестанет кудахтать.
Но Ферко пока что обходится без таких крутых мер, он попросту выгоняет Кату в сад, где она никому не мозолит глаза, не докучает своим хриплым квохтаньем, а там, глядишь, и спадет лихорадка, распаляющая тело наседки до температуры высиживания.
Конечно, весенняя лихорадка — инстинкт продолжения рода — не только одних домашних птиц побуждает к самопожертвованию и всепоглощающему усердию ради блага будущих птенцов. Таковы веления самой природы для всего живого.
Обычно беспечные воробьи теперь целыми днями таскают все пригодное для гнездышка малышей, а годятся для этого, по воробьиным понятиям, клочки шерсти, перья, бумажки, тряпочки, соломинки — все, что помягче. Это добро они заботливо складывают за одной из балок старой конюшни.
Голуби устроили свое гнездо под крышей колокольни, если вообще можно назвать гнездом те несколько соломин, что они набросали как попало, и два яичка лежат без всякой подстилки: прямо на присыпанных землей и пылью кирпичах. Но если голубям так нравится, то другим не стоит в это дело вмешиваться.
Синички отремонтировали свои прошлогодние дупла. Правда, в зимние холода в них набивалось по пять-шесть синиц — вместе было теплее, но как только приходит весна, хозяева просят гостей добровольно покинуть дом, чему гости подчиняются не слишком охотно. Выходит, и у синиц есть квартировладельцы и временные жильцы, которых пускают на постой только от нужды. Кончаются эти жилищные перепалки обычно тем, что давний владелец гнезда силой выставляет зимних квартирантов за порог и те, побитые, но не утратившие бодрости, удаляются в соседний сад, а если необходимо, то и в соседний лес на поиски нового гнезда. Яички самка уже носит в себе, и потому раздумывать тут некогда: надо скорее найти новый дом для будущих птенцов — близко ли, далеко ли, в дупле или в водосточном желобе, а в крайнем случае в каком-нибудь почтовом ящике. В конце-концов синицы всегда находят себе подходящее место и обживают его.
Под крышей колокольни, в полнейшем мире и согласии с голубями, живут и сычи. Голуби не умножаются в числе, но этому виной не сыч, а ястреб или звонарь, который любит голубей не только на колокольне, но и на сковородке.
Сычей на колокольне тоже не прибывает, поскольку родители самым безжалостным образом выпроваживают прочь научившихся летать птенцов, внушая своим детям, что помимо колокольни на свете существует еще великое множество чердаков, амбаров, дуплистых деревьев и других укромных местечек, пригодных для жилья… Тем более, что обзаводиться собственными птенцами они в этом году не будут.
Ласточки еще не появились, но могут прилететь со дня на день. А прилетев, тотчас же примутся обновлять свои старые
