Вот двадцать домиков подряд, — не отличить один от другого. А местами рябит в глазах от внешне будто бы разных, но, по существу, тоже одинаковых стандартных домишек. Пестрые крыши — то черепица, то железо, окрашенное в зеленый цвет. Маленькие домики так тесно прижаты друг к другу, что высунешь голову из окна — и окажешься во дворе соседа.
На улицах этого предместья — ни деревца, ни кустика. Изредка лишь во дворе более обширного владения торчит жалкое деревцо, задыхающееся в кирпичном окружении.
Экспресс мчится дальше; мелькают склады и тыльные кирпичные стены громоздких домов центральной части столицы.
На столичном вокзале первыми встретили нас репортеры.
В Буэнос-Айресе издается несколько десятков газет, выходящих утром, днем, вечером. Каждая газета стремится сообщить самые свежие новости. Едва мы ступили на перрон, как к нам подбежали двое. Один щелкнул аппаратом, другой стал задавать вопросы. Сергей Васильевич по-испански на ходу кратко сообщил о нашей экспедиции.
Это было в 12 часов 30 минут. А в 3 часа дня мы купили газету, в которой прочитали большую статью о нас. Тут же был помещен и фотоснимок, сделанный на вокзале. В статье не было особенно выпирающей «развесистой клюквы», то есть вранья. Но снимок с успехом можно было бы заменить любым другим. На этом отпечатке даже родная мать никого бы из нас не опознала.
Тут же, на вокзале произошло еще одно «знакомство». После репортеров к нам подошел молодой человек и представился как агент тайной полиции Он подтвердил это, повернув лацкан пиджака. На внутренней стороне был прикреплен какой-то значок.
Молодой человек спросил, чем он может быть нам полезен. Мы сказали, что нам нужно поскорее такси…
Агент бросился сквозь толпу выходящих из подъезда пассажиров и через полторы-две минуты подкатил на такси. Усадив двоих из нас, он побежал за второй машиной, по пути что-то сказав носильщику, и так же быстро вернулся.
Носильщик, подвозивший наши вещи на тележке, намекнул нам, что такси в это время очень трудно достать.
Повидимому, его намек мы поняли правильно и оценили аргентинскими песо усердие этого явного агента тайной полиции. Он приятно улыбался, захлопнув за нами дверцу и напутствуя нас прощальными взмахами руки.
Мы помчались по шумным авенидам, — проспектам столицы.
Движение в Байресе не менее оживленное, чем в Рио. Но тут нет такой лихорадочной гонки, как в бразильской столице, нет подстегивающих надписей: «не менее 60 километров в час». Город хорошо распланирован, — проспекты пересекаются под прямым углом улицами (авенида и каже). В каждом квартале — номера домов в пределах сотни: один квартал имеет номер от 1 до 99, второй — 100–199, третий — 200–299 и т. д., хотя бы домовладений было больше или меньше. При такой системе любой адрес можно найти очень быстро.
Через полчаса мы уже осматривали город с высоты одиннадцатого этажа из окон нашего номера в гостинице.
Сверху город некрасив: мало зелени. Повсюду торчат башенные полунебоскребы. Хотя была зима, но над городом в узких, плохо проветриваемых улицах висела сизая дымка зноя.
Только у реки было как-то просторнее. Там меньше небоскребов и видны большие пятна зелени парка Палермо, Ботанического и Зоологического садов. А за парками и садами открываются безбрежная Ла-Плата и порт.
В первый же день мы отправились в Ботанический сад Байреса. В отличие от бразильского, здешний сад занимает небольшую территорию, стиснутую многолюдными улицами. Сад основан в 1898 году и состоит из трех частей. В одной из них — систематической — растения расположены по семействам. Во второй, географической части, представлены наиболее типичные растения разных областей Аргентины. Третья часть — архитектурная. Здесь показаны образцы паркового искусства различных стилей.
В Байресе более умеренный климат, чем в Рио; поэтому здесь нельзя держать в открытом грунте многие тропические растения, которыми так богат бразильский сад.
Зато в Байресе очень много растений субтропиков. Среди них есть и такие, что сбрасывают листву в засушливый период года.
Вот замечательное дерево аргентинской каатинги из области Чако-умбу (Phytolaca dioica из семейства фитолаковых). У него необычайно толстый ствол, основание которого часто расползается в виде огромной глыбы. От этой глыбы и идут вверх один или несколько стволов, поддерживающих раскидистую крону.
Дерево умбу не имеет настоящей прочной древесины. Легкую пористую ткань ствола и ветвей можно без труда проткнуть ножом. Губчатое строение ствола позволяет растению скоплять большое количество влаги, которая, вероятно, является запасом на сухой период года. Плоды умбу похожи на ягоды нашей шелковицы, увеличенные раз в десять. Но ягоды шелковицы съедобны, а плоды умбу представляют лакомство только для птиц.
Умбу.
Плоды умбу
Большая аллея обсажена деревцами оригинального растения из засушливой области монте — чорисы (Chorisa speciosa из семейства баобабовых). Ствол его имеет форму колбасы, а плоды похожи на сардельки. В молодом возрасте ствол чорисы покрыт острыми шипами, постепенно врастающими в кору. Для созревания плодов требуется 12–13 месяцев. Дерево начинает цвести еще до того, как дозреют плоды предыдущего года. Цветет чориса в сухой период года. Мы могли любоваться ее крупными бледнорозовыми цветами на голых ветвях, сбросивших листву в это время.
Поразил нас гигант тропических лесов Аргентины — типа (Tipuana speciosa из семейства бобовых). Это дерево достигает в высоту более 40 метров и свыше 1 метра в поперечнике. Это очень оригинальное дерево. Если застать его в цвету, то с первого взгляда оно покажется похожим на нашу белую акацию (Robinia pseudoacacia из семейства бобовых). У типа тоже перистые листья, повислая кисть белых цветков, почти не отличимых от цветков акации. А вот в момент плодоношения становишься в тупик: что это за дерево с плодами клена и листьями акации? Каждый боб у типа имеет такой же вырост-крыло, как на плодах — крылатках — клена. Только крылатки клена сидят попарно, а у типа — поодиночке.
Чориса.
Типа.
Плоды типа.
Видели мы здесь невысокое травянистое растение, которое называют панамской пальмой, хотя оно принадлежит к другому семейству (Carludovica palmata из семейства циклантовых). Растение это стяжало себе славу тем, что из него изготовляются настоящие панамские шляпы.
