Черепахи по-прежнему жили в ванне.
Наступившее утро было (как ему и полагалось) солнечным, с безмятежно голубым небом. Когда мы заканчивали затянувшийся завтрак, появился сияющий, как никогда, Джонатан. Заказав свой обычный скромный завтрак, состоящий из овсяной каши, кофе, тостов, джема, колбасы, бекона, яичницы, жареного картофеля и десерта в виде фруктового салата со взбитыми сливками, он откинулся на стуле и одарил нас лучезарной улыбкой.
— Сегодня, — возвестил он голосом доброго волшебника, собирающегося выполнить ваше заветное желание, — мы будем снимать змею. А Жан-Пьер будет нам помогать.
— Ты имеешь в виду желтопузика? — спросил я.
— Да, именно его.
— Должен заметить, что ты неправильно называешь желтопузика змеей. На самом деле это большая безногая ящерица.
— А на вид — просто вылитая змея, — не соглашался Джонатан, раздосадованный очередным надувательством со стороны матушки-природы.
— И тем не менее у него имеются рудиментарные конечности; а если неосторожно взять его за хвост, то он отвалится, как у всех ящериц.
— Боже мой, — ужаснулся Джонатан, — не хватало еще, чтобы у этой чертовой твари посреди эпизода отвалился хвост. Господи, почему я такой несчастный?
Захватив Жан-Пьера и рептилию, мы отправились в выбранную Джонатаном оливковую рощу, которая показалась ему самой живописной (хотя какими критериями он руководствовался в своей оценке, я так и не смог понять — все оливковые рощи на Корфу в высшей степени живописны). По дороге я предупредил его, что желтопузик движется со скоростью, близкой к скорости света, поэтому съемочную площадку следует устроить с таким расчетом, чтобы его легко можно было поймать. Джонатан уверил меня, что он нашел именно такое место. К моему удивлению, он сказал правду. Когда мы приехали, я увидел идущую вдоль оливковых зарослей, вытоптанную ослами тропинку, заключенную с обеих сторон в сложенную из камней изгородь, так что образовался извилистый желоб, вполне подходящий для выгула змей, хотя вовсе для этого не предназначавшийся.
— А теперь, — сказал Джонатан, — ты и Ли, начав путь от этой оливы, дойдете до того куста, где неожиданно увидите желтопузика и поймаете его.
— Погоди, — возразил я. — Пока мы будем идти эти пятьдесят ярдов, он будет уже в пяти милях отсюда.
— Хорошо, что же ты предлагаешь? — спросил он.
— Его надо выпустить, когда мы подойдем к кусту, — сказал я.
— А как это сделать? — спросил Джонатан.
Я посмотрел вперед, туда, где должна была состояться предполагаемая поимка. В этом месте дорожка делала поворот, а вместе с ней изгибалась и стена, образуя небольшую выемку.
— Если кто-нибудь спрячется в этой нише, он сможет выпустить рептилию, как только мы подойдем, — предложил я.
— А кто будет этот «кто-нибудь»? — спросил Джонатан.
— Я, — сказал Жан-Пьер, змеелюб-управляющий отеля «Корфу-Палас», раздетый по пояс и готовый тут же приступить к делу.
— Отлично, — согласился Джонатан. — Отправляйтесь туда, надо посмотреть, как это будет выглядеть.
Взяв сумку с желтопузиком, Жан-Пьер послушно потрусил по дорожке к указанному месту и вжался в стенную нишу.
— Так не пойдет. Вас видно, — крикнул Джонатан. — Надо немного пригнуться.
Без возражений Жан-Пьер присел на корточки.
— Нет, опять нехорошо, — снова закричал Джонатан. — Теперь видна голова. Ложитесь.
Управляющий «Корфу-Паласа» лег на землю лицом вниз позади стены. Если бы постояльцы отеля могли его сейчас видеть, репутация его здорово бы пострадала.
— Прекрасно, — обрадовался Джонатан. — Оставайтесь в таком положении и не забудьте выпустить змею, когда Джерри и Ли подойдут поближе.
Итак, Жан-Пьер лежал в позе, подсказанной ему режиссером, а мы тем временем провели две небольшие репетиции. Затем началась съемка. Желтопузик был выпущен в самый подходящий момент и, к моему большому удивлению, повел себя исключительно примерно. Он пересек нам путь и свернулся в кольцо на кочке под стеной, откуда его легко можно было достать без риска оторвать ему хвост. Тут же поднялся и Жан-Пьер — спина в поту, грудь и живот в пыли, зато на устах гордая улыбка. Мы сняли желтопузика крупным планом, показав его блестящее тело с чешуей, похожей на бронзовую черепицу, зачатки задних конечностей, изящную головку с прекрасными выразительными глазами и ртом, сложенным в кроткую улыбку. Затем мы его отпустили и еще долго следили за плавным, точно масляным, скольжением сквозь кусты. К этому времени начало смеркаться и мы, вкусив освежающей, розовой, словно облако на закате, арбузной мякоти, упаковали оборудование и, захватив с собой уставшего, пыльного, разгоряченного, но счастливого своим удачным кинематографическим дебютом управляющего, тронулись в обратный путь.
Черепахи все еще жили в ванне.
На следующее утро Джонатан, по обыкновению занятый усердным поглощением обильной трапезы, вновь пребывал в отличном настроении.
— А сегодня, — провозгласил он, дожевывая яичницу с колбасой, — мы отправляемся снимать на озеро… как его… а, да, Скоттини.
— И кого же мы будем там снимать? — спросил я.
— Превосходных черепах, — радостно сообщил он.
— Превосходных черепах? — недоверчиво переспросил я.
— Да, — подтвердил он, но, заподозрив в моем вопросе какой-то подвох, заволновался. — Они по-прежнему находятся у вас, не так ли?
— А где же им еще быть, — ответил я. — Мне даже кажется, что ванну без черепах даже и ванной назвать нельзя.
— Вот и хорошо, — успокоился Джонатан. — А то я боялся, как бы они куда-нибудь не делись.
— К несчастью, они все еще там, — ответил я.
— Тогда я скажу, что вам предстоит сегодня сделать. Мы намерены запечатлеть тебя и Ли на берегу озера, где ты будешь рассказывать ей, как в детстве ловил там всякую всячину. В это время мы покажем лягушек, тритонов, пойманного Жан-Пьером ужа и перейдем на черепах. Тут ты начнешь объяснять ей, как просто их поймать.
— Прошу прощения, — прервал я его. — Ты когда-нибудь видел бегущую черепаху?
— Ну, это пустяки, отмахнулся Джонатан, не прореагировав на мой каламбур. — В конце концов, у нас их целых восемь штук. И уж одна-то непременно окажется пенсионеркой, которой по рангу положено двигаться не спеша.
Джонатан пребывал в фанатической убежденности, что рано или поздно найдется животное, которое подчинится его приказаниям. В течение всех съемок он свято верил в непогрешимость этого принципа, хотя жизнь столь же упорно доказывала обратное.
— По-моему, среди них нет ни одного пенсионера, — вполголоса сказала мне Ли. — Когда мы вытаскиваем их из ванны, чтобы принять душ, они мечутся по полу как угорелые.
