Бубнова почти одновременно попросили отойти две пожилые женщины и Сардор. Подполковник подошел сначала к женщинам.
— Семен Семенович, я понимаю, что, может, мы не вовремя, ещё не прошло и сорока дней со дня гибели вашего Альберта, — начала одна из них, — но мы хотели бы подарить вам щенка. Моя Лорочка принесла трех очаровательных спаниельчиков. Двух девочек и мальчика.
— Пусть это поможет перенести боль утраты, — пожелала вторая, — мы вам его принесем, как чуть окрепнет.
Огромное чувство благодарности охватило подполковника.
— Спасибо, — только и смог выдавить он из себя и удалился, стесняясь своей минутной слабости, напрочь забыв про Сардора.
После смерти жены его сегодня первый раз пожалели…
Узбек нагнал его уже около дома.
— Семеныч, да на тебе лица нет. Что с тобой? — спросил Сардор, искренне обеспокоенный состоянием товарища.
— Эх, Рахимыч, — отрешенно махнул рукой Бубнов, а через минуту спросил: — Принес?
— Обижаешь, как договаривались, — ответил приятель, доставая из внутреннего кармана запечатанную бутылку водки.
Спустя полчаса, когда подполковника отпустило, закусывающий Сардор обратился с наболевшим к товарищу:
— Скажи, Семеныч, вот вы сегодня там про кавказцев говорили. А как думаешь, нас заодно в сортире не начнут мочить?
— Да ты что, я у нас второй, после Погера и Иванова, сам же видел. Будь спок, слово офицера.
— Хотелось бы верить, — вздохнула рядышком жена Сардора и отвернулась.
Она не выносила пьянок. Но сегодня можно по двум причинам: первая ясна — собрание, а вторая… У мужа на работе сперли хороший кус баранины. Говорит, считал порядочным какого-то Василия. Где он там порядочных нашел? Наталья порядочная? Б… порядочная, вот она кто.
«Милосердием называется такая добродетель, благодаря которой любовь, питаемая нами к самим себе, переносится на других, не связанных с нами узами родства или дружбы», — прочитал Погер перед сном.
А гроза таки разразилась, да ещё какая!
Но потом.
Ночью.
— Начальник штаба? — не узнав голос Бубнова по телефону спросил он. Бубнов на том конце провода стоял голый у тумбочки, поджимая то одну, то другую ногу, как цапля на болоте, а под ним уже натекла лужица воды. Его вытащили из ванной.
— Так точно, товарищ маршал, — пошутил Бубнов.
— Давайте без шуток. Я предупреждал Валерия не ходить в подвал и не давать деньги. Ничего, кроме унижения, не поимели. Теперь слушайте. Вчера ночью у…
— Сто тридцать вторая квартира…
— У жильца нашего дома из сто тридцать второй умерла собака.
— Не боксер ли? — спросил на том конце Бубнов, знавший всех породистых собак и их хозяев.
— Боксер. Умер от отравления.
— Съел что-нибудь. У него хозяин, я вам скажу, больше за мускулатурой следит, а собака, как беспризорная, бегает по помойкам, хоть бы хны, уж сколько говорили…
— Прекратите, — оборвал Николай Бубнова, и на том конце Семен Семенович даже вздрогнул. — Собаку отравили кавказцы. Одного хозяин заметил. Что мог делать экспедитор в десять вечера на пустыре? Грибы собирать? Так что берите в руки вашу тетрадочку и через десять минут у меня. Квартиру знаете? Мы должны их остановить. Решительно и бесповоротно. Вы человек военный и знаете наверняка, полумерами не обойдешься, и растопыренной ладошкой только аплодисменты получаются, а нам нужен кулак. Демонстрация силы.
— Точно так.
— Ну и ладненько… Сейчас будет. Обзвоним крупняк и осмотрим пустырь.
В армии Иванов не служил, но читал о ней много, а потом ведь, как все невежественные люди считают себя беспристрастными и справедливыми, тайно полагал себя докой.
Подполковник был у Иванова ровно через девять с половиной минут. Тут же его представили собаке. Это друг. Зверь понюхал ботинки подполковника, уловил слабый ещё запах собаки и успокоился — свой. Они открыли тетрадь, куда каллиграфическим почерком Ольга Максимовна занесла имена хозяев, клички и породы собак, номера квартир и домашние телефоны.
После короткого совещания отобрали шесть кандидатур и две запасные.
— Как вчера прошло первое патрулирование? — спросил Иванов у начальника штаба.
— Без происшествий.
— Как, совсем без ничего? — удивился Иванов.
— Господа, давайте что-то делать… — не терпелось качку.
На него никто не обратил внимания.
— Ну почему же. У магазина разняли драку. Драчунов сдали в милицию прямо на руки наряда, у одного из наших сотовый был. Сами и вызвали.
— Сотовый — это хорошо. Надо подумать. Деньги остались собранные? А не купить ли нам ещё парочку для экстренной связи?
— Дело, — одобрил отставник и подумал с досадой, как это он, связист, сам не догадался. Вот ведь почему не двигали его выше по служебной лестнице — рвения нет к службе.
— Господа… — заныл качок.
И они принялись звонить.
В первую облаву нарядили двух доберманш, дога, кавказца, немца, московскую сторожевую и сенбернара. Хотели бультерьера, но жена сказала, Сардор выгуливает. Иванов выходил со Зверем. Команда получалась более чем внушительная. Если в дореволюционной русской армии считали штыки, в Первой Конной сабли, в сороковых мехкорпуса, а в современности боеголовки, то здесь надо было подсчитывать клыки. Клыков хватало с избытком.
Собрались на пятачке у дома. Иванов предоставил слово начальнику штаба, и тот вкратце рассказал историю качка из сто тридцать второй. Присутствующие с жалостью посмотрели на бывшего хозяина собаки, и тут владелец двух доберманш, Зирбы-раз и Зирбы-два, сообщил, что в их подъезде сдохла дворняжка у пенсионерки. Сдохла при аналогичных обстоятельствах. Бабка, правда, ветеринара не вызывала, не по карману, но симптомы отравления налицо. Вчера гуляла поздно вечером. После десяти.
Все сходилось. Народ помрачнел и преисполнился ненависти.
Они вышли на угол пустыря между кооперативным офицерским домом и своим. Перед глазами открылась унылая панорама: всхолмленное пространство с островками почти непролазных кустов, остатками нескольких аллей, идущих в неизвестность, и котлован с недостроенным фундаментом бассейна. С юга панораму запирали гаражи вдоль железнодорожной насыпи, с севера и востока границей стала МКАД. Таким образом, чувствуя за спиной твердыню дома-корабля, они как бы блокировали предполагаемого неприятеля в естественном мешке. Контролировали его горловину.
— Надо занять господствующую высоту и провести рекогносцировку, — как военный, предложил Бубнов.
Так и сделали.
Забрались на холм.
