Пиппа лежала, повернувшись ко мне спиной, и ни разу не оглянулась, Я потихоньку отошла и отправилась восвояси. Ее убежище было всего в полумиле от лагеря, и по всем признакам она была там не первый день. Мимо этого двойного куста я дважды проходила за последние двадцать четыре часа. Почему же Пиппа не ответила на мой зов? Ведь к предыдущему помету она привела меня, когда детеныши были на три дня моложе, чем эти.
Дождь лил беспрерывно всю ночь, и я нисколько не удивилась, найдя наутро малышей лежащими в грязи. С листьев на них все время капало, так что они совершенно промокли. Почти сразу же появилась Пиппа, и, внимательно осмотревшись, нерешительно направилась к дереву, которое стояло поодаль, — там ждал Гаиту с мясом. Она съела совсем немного и заторопилась назад, чтобы согреть малышей. У двух детенышей я заметила по три кожистых выроста величиной с фасоль на том месте, где позже будут расположены их половые органы, и не могла сообразить, что это такое. Вряд ли это клещи, потому что у обоих наросты были расположены треугольником и не сдвигались с места, хотя Пиппа часто вылизывала их. Я решила, что это самцы, потому что по сравнению с двумя другими они казались особенно головастенькими. Пиппа была трогательно поглощена заботой о своих детенышах и все время то кормила их, то вылизывала, удаляя грязь и экскременты. Немного погодя опять начался дождь, и мы пошли домой. Весь день напролет моросило и, вернувшись после пяти, мы увидели, что в логове очень мокро. Мы нарезали травы и дождались, пока Пиппа отойдет от малышей к мясу, которое лежало ярдах в двадцати. Пока она ела, я прикрыла травой раскисшую землю вокруг малышей, не прикасаясь к ним. Разумеется, они на меня шипели. Я знала, что Пиппе не понравится мое вмешательство, но это было менее опасно, чем оставить малышей лежать в сырости. Поэтому я обрадовалась, когда Пиппа преспокойно устроилась на травяной подстилке, как будто так и было нужно, и стала настолько непринужденно играть с малышами, что я поняла — мое присутствие ей не мешает. Один из малышей все время пытался вцепиться ей в хвост и даже пробовал удержаться, когда она его резко отдергивала. Теперь все малыши уже ползали вполне прилично, но очень скоро усталость сморила их и они уснули в самых неудобных положениях, запрокинув тяжелые головки.
Слава богу, в эту ночь дождя больше не было. Утром Пиппа раздвинула густую листву у входа в логово, так что солнечные лучи падали прямо на сосущих малышей. Вид у них был очень довольный, и я сфотографировала их во время кормления. Разглядывая малышей, я подметила одну очень интересную деталь: пятна на их задних лапках и спинке располагались четкими параллельными линиями, хотя позднее рисунок обычно становится с виду довольно беспорядочным. Полосы, проходящие от глаз через виски к затылку, тоже выглядели сплошной линией — позже она распадется на отдельные пятна. Такие же, пока еще не расчлененные полосы были и у основания хвостиков. Эти особенности заставили меня задуматься, не напоминают ли гепарды в этом раннем возрасте исчезнувшего с лица земли королевского гепарда, который по окраске походил на сервала. Кожа их голых животиков все еще была темно-багровой. Пиппа вылизывала эти животики до блеска, несмотря на окружающую грязь.
Я снова воспользовалась Пиппиной трапезой и прикрыла грязь свежей травой, так что детская опять стала уютной. Потом я немного посидела с Пиппой, держа в руках кость, которую она обгладывала. А когда мы с Пиппой пошли обратно к малышам, я собрала с земли все остатки до малейшего кусочка. Как ни странно, на этот раз Пиппе не понравилась травяная подстилка, и она перетаскала всех малышей за шиворот сначала в самый дальний угол логова, на мокрую землю, а потом вообще вынесла их из куста и спрятала под ветвями какого-то растения с крупными листьями. Там они и оставались до моего ухода.
После обеда мы обнаружили, что семейство переселилось ярдов за семьдесят в еще более густые заросли, где было гораздо суше; ветви так переплетались, что я только урывками видела, как малыши забирались Пиппе на спину и соскальзывали с нее. У Пиппы были видны одни глаза, но она не посмотрела на меня даже тогда, когда я стала размахивать куском мяса перед кустом. Я прождала полчаса, но она и не пошевельнулась, словно не замечая меня, так что пришлось уйти домой. Эти два дня она ела совсем мало, но, просмотрев свои записи за то время, когда у нее были первые котята, я увидела, что и тогда после родов она ела очень мало. По-видимому, это было необходимо для того, чтобы не перегружать желудок, пока она почти не двигалась.
На следующее утро маленькие гепарды открыли глаза. Знакомство со зримым миром их, очевидно, утомило, и все захотели спать, кроме одного: он долго ласкался к Пиппе, облизывал ее морду, а она принимала эти ласки, жмурясь от удовольствия. Хотя сильного дождя не было, земля под кустом не просыхала, потому что густая листва не пропускала солнечных лучей. Куст был настолько непроницаем, что мне не удалось пробраться внутрь и прикрыть землю травой.
Пиппа опять поела совсем немного и вернулась к своим обязанностям. Я видела, что малыши очень устали, и решила не тревожить их после обеда. Это оказалось очень кстати: вернувшись в лагерь, я увидела Джорджа, а с ним — маленького буйволенка. Джордж услышал, как теленок зовет свою мать, но ее нигде не было. Проискав ее все утро, Джордж решил, что она убита львом.
У маленького теленка еще болталась длинная пуповина, а рожки едва проклюнулись — по нашим предположениям, ему было около двух недель. Мы поместили его в вольер Уайти и попробовали напоить молоком, но пить он не мог: слишком он был измучен и больше всего нуждался в отдыхе. Как ни хотелось мне поддержать маленького сиротку, я не могла позволить себе оставить его в лагере, потому что его запах и мычание могли привлечь и Пиппу, и других хищников. Поэтому мы отвезли его к директору в Скалу Леопарда. Дорога была скользкая, теленок приехал совсем измотанный и сразу же уснул. Мы дали ему два часа, чтобы прийти в себя, а тем временем директор организовал постройку загона возле своего дома.
Во время этих приготовлений появился старый буйвол, уже много месяцев живший в Скале Леопарда. Он собирался вздремнуть, забравшись в свой любимый куст — в трех ярдах от директорской кухни. Просто не верилось, что такое огромное дикое существо может вести себя, как мирное домашнее животное. Он проводил ночи и большую часть дня рядом с домом директора, как будто догадываясь, что здесь он застрахован от нападения льва, с которым не сумел бы справиться на старости лет. И хотя мимо него постоянно проходили родственники директора и его слуги, он никогда не обнаруживал ни малейшего желания кого-либо обидеть. Здесь он чувствовал себя в безопасности и считался полноправным членом семьи. Мы смотрели, как он ворочается в кустах возле кухни, и гадали, признает ли он маленького теленка или сочтет его соперником и нападет на него.
Тем временем я старалась успокоить теленка, нежно поглаживая его, и мне удалось заставить малыша выпить немного разведенного молока, по капле вливая питье ему в рот. Потом мы собрались ехать домой, и Джордж включил мотор. Маленький буйвол тут же поднялся на ноги и попытался бежать следом за машиной — наверное, он теперь считал ее своей мамой. Он пробежал трусцой несколько сотен ярдов, и в конце концов его пришлось взять на руки и унести в загон. Просто поразительно, что за те несколько часов, как Джордж нашел осиротевшего теленка, тот успел привязаться к лендроверу, заменив им родную мать. Может быть, малыш чувствовал себя в безопасности возле такого большого предмета, который наверняка напоминал ему большое тело матери? Или возникновение этой ассоциации объяснялось тем, что его поили молоком возле машины? Ночью, когда мне не давали уснуть хохот и завывания по крайней мере трех гиен, перемежающиеся с отчаянными воплями павиана, которого они прикончили возле нашего лагеря, я особенно радовалась, что теленок нашел себе надежный приют. На следующее утро с тяжким предчувствием я пошла по следам гиен — через Мулику по отмели и вдоль дороги ярдах в пятидесяти от логова Пиппы.
Когда я пришла туда, я застала семью у самого входа в детскую: все наслаждались солнышком на открытой месте. Я смотрела, как малыши завтракают, а Пиппа любовно их вылизывает. Когда они насосались, она в первый раз позволила им поиграть, не отгораживая их от меня своим телом. Малыши тоже как будто стали привыкать и не шипели на меня, когда я их фотографировала, а только моргали своими большими глазами. Потом мне удалось покормить Пиппу из рук — в первый раз за четыре дня она по-настоящему поела. Вдруг снова начало моросить. Пиппа быстро загнала малышей под густые ветки и еще постаралась получше прикрыть их собственным телом. В этом неудобном положении она оставалась до тех пор, пока не перестал дождь, и тут, увидев, что Пиппа делает все возможное, чтобы держать малышей в тепле и сухости, какая бы жуткая погода ни стояла, я поняла, что только преданная забота матери обеспечивает отличное состояние детенышей. Пиппа почти не покидала малышей со дня их рождения, и я не представляла себе, что же будет, когда они начнут расползаться во все стороны, — ведь даже нам стало трудно продираться сквозь травяные заросли и кустарник. После полудня мы снова навестили семейство и нашли всех на том же месте. Пиппе, должно быть, очень хотелось подвигаться, и она воспользовалась нашим присутствием, чтобы прогуляться. Я пошла за ней с мясом и очень удивилась, что после основательной утренней трапезы она способна поглотить еще такое количество. Потом она стала кататься по земле и потягиваться с довольным мурлыканьем, а я обобрала клещей и немного поиграла с ней.
