Аммарген я купил. Оказался небольшой флакон, обернутый в черную бумагу и уложенный в картонную коробочку.
Вечером я занялся лечением Снукки. Темная комната, рубиново-красный фонарь — все напоминало о фотографии, но никак не о врачебной процедуре. Сняв черную обертку, я обнаружил, что флакон заткнут стеклянной притертой пробкой. Пробку заело, и я минут пять возился с нею, пока наконец откупорил пузырек. Несколько капель жидкости с пробки попали мне на пальцы, в нос ударило острым запахом нашатырного спирта. Только собрался отмерить в стакан нужное количество раствора, как в дверь постучали. Поспешно заткнул флакон, спрятал его в коробочку и включил свет.
— В чем это ты выпачкался? — спросила мать входя.
Машинально поднес руку к лицу, чтобы потрогать запачканное место. Взгляд упал на пальцы: концы их были черно-бурыми. Бросился к зеркалу. Так и есть: на щеке красовалось большое жирное пятно. Потер его. Безуспешно. Поспешил к умывальнику. Но сколько ни смывал пятна, сколько ни старался, они оказались совершенно нечувствительными к мылу. Даже, казалось, наоборот, от всех моих стараний они сделались еще ярче. Как ляпис, который сойдет лишь тогда, когда слезет верхний слой кожи!
Я был в отчаянии. Как в таком виде покажусь завтра работу? Конечно, в этом был виноват и Дмитрий Александрович, доктор, не предупредивший меня, что надо быть осторожным с аммаргеном.
Но это, разумеется, не могло помешать лечению эрдельки. Сделал все, как наказывал врач. Через неделю натирание повторил.
Не знаю, помог ли аммарген или болезнь начала проходить сама собой, но вскоре Снукки действительно стало легче, день ото дня она чесалась меньше, а затем перестала совсем.
Почти точно так же, лишь без красного фонаря, лечил я однажды Снукки от чесотки. Основательно вымыв эрдельку теплой водой с мылом и дав ей обсушиться, натер ее шестидесятипроцентным раствором гипосульфита. Просохнув, Снукки стала искриться, гипосульфит крошился на пол, как соль, хрустел под ногами. После этого я протер ее вторым раствором — десятипроцентной соляной кислотой. Получилась реакция, запахло сернистым газом.
— Прямо Мацеста! — восклицали мои домашние, затыкая носы.
Смысл лечения заключался именно в этой реакции. В волосяном покрове скапливался газ, и он убивал возбудителей чесотки.
Пожалуй, это лечение было даже забавнее процедуры при красном фонаре, после которой я долго ходил с измазанным лицом. Вообще чего не испытаешь, заделавшись «собачником»! Зато все искупалось сознанием, что твои четвероногие не предоставлены самим себе, в обмен на их преданность ты даришь им свою заботу.
Но вернемся к истории, которую начал рассказывать в этой главе. К моему большому огорчению, собаки продолжали чесаться.
Не помогло и вторичное мытье. На этот раз применил против насекомых креолин[27], сильный дезинфицирующий состав. Неделю вся квартира была заражена удушливым запахом этого лекарства.
А собаки… все чесались!
Я был поражен и недоумевал. Что еще сделать? Как помочь беднягам? И в насекомых ли тут дело? Позвонил опять Дмитрию Александровичу: как-никак врач, должен знать!
— Натрите нафталином, — порекомендовал он.
Но и после этой процедуры собаки продолжали остервенело чесаться. Особенно Снукки. Она драла себя когтями, терла, грызла до крови зубами.
Во многих местах на теле эрдельки, там, где расчесы были особенно сильны, волосы стали выпадать, появились безобразные кровоточащие плешины, потом начали образовываться болячки и коросты. Оставалось одно — обратиться в ветеринарную поликлинику.
В светлой просторной приемной поликлиники было прохладно и тихо. Слышался только голос врача, расспрашивающего о симптомах болезни очередного пациента. Прием больных протекал спокойно.
Молодой худощавый врач в белом халате и белой шапочке писал за столом. В углу стояла привязанная лошадь, понуро опустив голову; поодаль на скамье сидели две женщины: одна держала курицу, другая — белого пушистого шпица. Увидев мою псарню, обе всполошились и поспешно взяли на колени своих больных, чтобы мои собаки не смогли дотянуться до них. Курица тревожно закудахтала, а шпиц попытался вырваться у хозяйки.
— Получите рецепт, — сказал врач, протягивая женщине со шпицем узенькую полоску бумаги, густо исписанную по-латыни. — Это мазь. Будете втирать два раза в день. А у вас что? — обратился он ко второй женщине.
— Яйцо не может снести, — ответила та, показывая на курицу.
— Леонид Иванович, лошадь-то ведь ждет, — напомнил врачу его помощник.
— Что же нам с конем делать? — как бы советуясь, проговорил негромко врач. Лицо его приняло озабоченное выражение.
Только тут я увидел, что лошадь, стоявшая в углу, была тяжело ранена: на щеке у нее кровоточила широкая рана.
— Кокаин не годится, усыплять нельзя, — рассуждал вслух Леонид Иванович. — Хлорал, пожалуй, придется дать. Ведите в операционную, готовьте к операции, — приказал он служителям. Затем обратился к приведшему лошадь: — Придется у нас на недельку оставить на стационарное лечение. Завтра привезите фуража — овса и сена. А через неделю посмотрим, как дело пойдет. Да! — что-то вспомнив, обернулся он к помощнику. — Позвоните по телефону. Что за котом-то так долго не идут?
При поликлинике имелась больница, стационар, как называли ее здесь, куда помещали особо тяжелых четвероногих больных — лошадей, коров, собак. Здесь лечили любое домашнее животное (а впоследствии я убедился, что и не только домашнее), лечили кур, гусей, уток и прочую живность, могли произвести необходимое исследование и самую сложную операцию. Это был целый лечебный комбинат при сельскохозяйственном институте, и тут нередко можно было увидеть группы студентов, будущих ветеринарных врачей. До этого я не знал, что лечению животных уделяется такое внимание, что на это государством расходуются большие средства и содержится многочисленный штат квалифицированных врачей, фельдшеров, санитаров, работников лабораторий.
Лошадь увели. Дошла очередь до моих больных. Все это время они сидели рядом, озираясь по сторонам и потягивая носами незнакомые запахи, но не выказывая признаков особого беспокойства.
Леонид Иванович поочередно осмотрел обоих. Покопался в шерсти, сковырнул ногтем несколько коросток на Снуккиной спине.
— Ага. Понятно. Видишь? — подозвал он помощника и, раздвинув шерсть, показал одну из болячек. — Типичный случай (он назвал по-латыни мудреное название болезни). Это не блохи — блох вы давно вывели, — а неправильный обмен веществ.
