В ту минуту, когда они уже трогались в путь, очень своеобразный зверек внезапно «выплыл на горизонте». Зверек этот смахивал на барсука. У него были короткие лапы, задние его ноги ступали по земле всей подошвой, морда и хвост у него были совсем барсучьи, и мех его также напоминал мех обыкновенного барсука: на спинке пепельно-серый, на брюшке черный, а вдоль боков — от ушей до хвоста — светлая полоска. Однако он был крупнее барсука, почти достигая размеров американской росомахи, или вольверена, на которую тоже отчасти походил. В нем можно было обнаружить все особенности семейства барсуков, не богатого родами и видами, но имеющего по одному — два представителя в любом уголке земного шара. Зверек, появившийся перед охотниками, принадлежал к южноафриканскому виду этого семейства. Это был ратель, или медоед.
И этот зверек с весьма своеобразными повадками был тоже хорошо знаком нашим путешественникам: они знали, что он, подобно медоуказчику, охотник до сладкого и что это пристрастие заставляет его постоянно рыскать в поисках пчелиных гнезд и разорять их, если гнезда расположены в норках, откуда он выкапывает их своими приспособленными для рытья, как у таксы, когтями; если же гнездо расположено на дереве, то рателю не удается достать его: на деревья он не лазает. Однако следы его когтей на коре у подножия дерева указывают охотникам-готтентотам, что в дупле — медовые соты. В дополнение к тому, что юноши успели узнать от Черныша и Конго, Ганс рассказал, что ратель водится по всей Африке и что натуралисты выделяют его, как и многие другие диковинные создания Африканского континента, в самостоятельный род. Кожа рателя, рассказал Ганс, настолько плотна, что пчелиное жало не прокалывает ее, и он, не страшась жужжащего кругом него роя насекомых, лакомится их сотами. Из-за неприятного запаха его прозвали «барсук-вонючка».
Ратель является постоянным спутником медоуказчика, который ведет его к сотам, подобно тому как он ведет человека. Утверждают, что в таких случаях медоуказчик, заботясь о том, чтобы барсук не потерял его из виду, летит совсем низко над землей и делает более короткие перелеты.
Было ясно, что ратель в данный момент как раз и следовал за медоуказчиком. Однако, набредя на отряд охотников, он сразу юркнул в чащу и пустился наутек. А ревностный проводник между тем снова двинулся в путь, на этот раз в сопровождении длинного «хвоста».
Птичка перепархивала с дерева на дерево, щебеча свое «кви-кви-кви», и, как видно, очень довольная своей новой «свитой»; охотники неотступно следовали за проводником. Ехали они совсем недолго: вскоре птица защебетала чаще, беспокойно закружила на месте, как бы указывая, что гнездо поблизости, затем уселась на ветку дерева и уже не двигалась с места; следовательно, соты находились здесь, в дупле.
Об этом можно было сразу догадаться: кора у корней дерева была вся кругом исцарапана и изодрана когтями рателя — как видно, многие из этих падких до меда зверьков были приведены в этот уголок, чтобы вкусить здесь одно лишь горькое разочарование.
Из лагеря были немедленно вызваны Черныш и Конго, явившиеся с двумя топорами, дерево повалено, пчелы выкурены, а медовые соты, кроме двух — трех кусков, оставленных проводнику в награду за труды, отнесены в лагерь.
Пчелиная кладовая оказалась богатой. Шестеро охотников вместе со своими темнокожими проводниками устроили в этот вечер настоящее «медовое пиршество».
Пир этот кончился печально. Лучше бы им никогда не находить этих сот или же оставить их на съедение птице и барсуку!
Не прошло и часа после роскошного ужина, как в отряде уже царила тревога. У всех у них пересохло в горле, жгло в груди, всех тошнило: пчелы собирали нектар с цветов ядовитого молочая и белладонны, и мед их был отравой!
Трудно описать ужас, охвативший отряд: ведь все до отвала наелись отравленного меда; его, на беду, было вволю. Они набросились на лакомство с тем большей жадностью, что вот уже несколько дней не видели растительной пищи. И теперь все до одного заболели, да еще так серьезно, что не могли помочь друг другу.
Каждый в уверенности, что он отравился насмерть, предавался отчаянию. Один только Ганс сохранил присутствие духа. Он призвал на помощь все свои знания, вспоминая всевозможные противоядия. И, конечно, юноши были обязаны спасением своей жизни тем слабительным и рвотным порошкам, которые оказались под рукой и были щедро розданы Гансом.
Да, жизнь их была спасена, отравление ни для одного из них не кончилось смертью, но болезнь долго не оставляла их, и еще много дней юноши, изменившиеся до неузнаваемости, уныло бродили, как тени, по окрестностям лагеря или в молчании понуро сидели вокруг походного костра.
Встряска была так сильна, что о продолжении экспедиции нечего было и думать. Они только ждали дня, когда окрепнут настолько, чтобы пуститься в обратный путь. Итак, скоро уже осуществится тайное желание Аренда — скоро он опять увидит прелестную Трейи, услышит ее мелодичный голос; Гендрик при всей своей любви к охоте не меньше его стремился вернуться домой и сложить охотничьи трофеи к ногам зардевшейся Вильгельмины; Клаас и Ян тосковали по домашним пудингам и сладостям; да и Ганс, уже собравший богатую коллекцию образчиков местной флоры, стремился к родному очагу.
И только один неутомимый бродяга и великий храбрец Виллем рвался продолжать путь и перевалить через горный хребет, отделявший их от страны слонов, буйволов и жирафов. Да, Виллем во что бы то ни стало двинулся бы дальше, будь его спутникам под силу сопровождать его; но это было им не по силам, и знаменитому охотнику скрепя сердце пришлось уступить, хотя он столько лет лелеял заветную мечту испробовать свой громобой на могучих толстокожих, бродивших далеко от границ их колонии. Правда, его огорчение несколько смягчала надежда предпринять в недалеком будущем новую экспедицию, к берегам живописной реки Лимпопо и к обиталищам гигантских слонов. Эта надежда утешала его в ту минуту, когда он, сев на доброго коня, вслед за фургонами тронулся в обратный путь.
По дороге домой к юношам понемногу возвращались силы; когда же они достигли рубежей Грааф-Рейнета, исчезли все следы заболевания, и они вернулись домой здравыми и невредимыми.
Что рассказывать вам о сердечной встрече, ожидавшей молодых охотников под родимым кровом ван Вейка и ван Блоома! А как очаровательна была Трейи, и как нежно зарделась Вильгельмина! И что говорить о роскошном пире, на который собралось столько званых гостей, именитых соседей-буров, чтобы отпраздновать возвращение молодых охотников!
