Иванов купил бутылку шампанского. Если надо — предложит себя, естественно предварительно аргументировав свое предложение ссылками на исторические личности. Что там история, когда включить телевизор, и живые примеры. Не надо далеко ходить. Конечно, это первые ласточки. Они вынуждены эпатировать публику. Они жертвуют собой ради идеи. Когда-нибудь человечество поставит им памятник как высшей форме проявления плюрализма, терпимости и уважения к чужой частной жизни. У нас демократия.
Но вышло все не так, как планировалось. То есть бутылку открыли.
— Ты прочитал?..
Иванов дал Матвею редкую книгу «Величие и падение Рима» с собственноручными закладками, где дело касалось нравов, царящих в империи, её последних властителей и их любовных пристрастий.
— Ну и как?
— Занятно, но не более. Видишь ли, Коля, народ склонен всегда винить последних, забывая о предшественниках. Плебсу совершенно чужды разбирательства с предшественниками. О предшественниках помнят только потому, что тем-то построены бани, тем-то возведен Форум. Сфера законотворчества, а с ней и формирование моральных устоев глубоко чужда основной массе населения. Народ знает, сколько стоит хлеб, сколько водка и сколько проститутка. Больше он знать ничего не хочет. А до того, что происходит во дворце по ночам, поговорят и забудут, дела нет. Ну, пожалуй, родят десяток анекдотов…
Матвей оказался так далек от исканий своего друга Иванова.
Иванов метался по квартире минут пятнадцать, а Зверь наблюдал за перемещениями хозяина с тем же недоумением, что и совсем недавно, когда хозяин репетировал. Хозяин разговаривал сам с собой, сотрясал кулаками воздух в комнате, впрочем. Зверь не всегда понимал своего хозяина. Не понял и сейчас.
Наконец он схватился за спасительный телефон и позвонил ставшему в последнее время палочкой-выручалочкой Гарику. Долго рассказывать не пришлось. Гарик думал всего несколько секунд, а потом после непродолжительной паузы задал сакраментальный вопрос: не гей ли Иванов? Получив подавленное «да», рассмеялся и сказал, что надо было сразу обращаться к нему. А что до поиска партнера, то и в этом проблем нет. Знает ли Иванов Гошу из управления кадрами? Разве Гоша?.. Да, да. Гоша именно тот человек, который ему нужен. Но ведь Гоша… Да, Гоша не красавец и со стороны больше смахивает на гориллу, но это имидж такой…
Имидж… Они пошли к тому месту, где лежит теперь бомж. Легкая тень беспокойства пробежала по лицу Иванова, но он скоро успокоил себя. Доводы были те же.
Никаких угрызений совести не испытывал и Зверь. На то он и собака, на то зверь. Тогда утром было не совсем понятно, что угрожало хозяину и всем этим людям вокруг. Но властная команда и общий настрой стаи руководили действиями. Проснулись инстинкты и выучка. Он хорошо помнил проклятую железную коробку, в которой затаился враг, он чувствовал через сталь и стекло запах страха и видел искаженное ужасом лицо. Таких лиц у людей ещё не встречал. Полгода назад, там, в другой жизни, когда нес охрану у другого человека, ему пришлось вступить в схватку только единожды. Но это была действительно схватка, и человек был готов к ней. Даже успел перекинуть нож из одной руки в другую — прием, назначенный дезориентировать собаку. Любую другую, но не Зверя. Зверь был ориентирован не на оружие, а на жизненно важный участок тела, который в данный момент наименее защищен. От того поединка остался длинный розовый шрам, который можно хорошо разглядеть, если погладить против шерсти. Полоса с восемнадцатью поперечными стежками.
А потом… А потом был дурно пахнущий, за которым увязались две дуры-доберманши. Нет, он ни о чем не жалел.
Иванов посмотрел на свежезасыпанное место, и ему показалось… Да нет, только показалось, что земля будто кем-то потревожена, словно кто-то совсем недавно тут рылся… Кто мог рыться? Кому нужно? Наверняка собаки…
— Зверь, за мной!..
…Ага… От бомжа отошли. Сейчас пойдут на трубы совещаться. Верховодит там, несомненно, вот тот звереныш с мелкими чертами лица. Хотя впереди вышагивает длинный, за ним толстяк, потом остальные, но Иванова не обмануть. Именно он первым пришел на пустырь. Именно к нему стягивались остальные. Сейчас они своими куриными мозгами пораскинут и придут к выводу, что дела плохи. В милиции не поверят, а поверят — могут и на них подумать. Скорее всего, решат молчать, но если не окончательно глупы, сами придут на поклон.
Иванов ошибся только в одном — пошли сначала не к нему, а к бывшему лидеру собачников Валере. Поэтому прошло не менее двадцати минут, прежде чем в дверь позвонили и на пороге возникла троица делегатов.
Они стояли, переминаясь с ноги на ногу. Иванов не спешил. Разглядывал. Если для пацанов владелец мастифа представлял собой белое пятно на карте, для Иванова подростки были ясны как на ладони: Долговязый несомненно Лидер или таковым себя считает, впрочем, так могут считать и остальные, но Иванов знал, чьи идеи тот претворял в жизнь. Заика — а Николай знал, что второй парень, чтобы не заметили дефекта речи, растягивает слова, отчего и получил кличку Герасим — используется Хорьком как грубая физическая сила для устрашения и междоусобных разборок. Лолита — девочка-подросток, которая никогда не вырастет ни умственно, ни физически, загнется от наркоты, не дожив и до тридцатника. Ему было очень жаль, что в делегации ходоков отсутствует сам Хорек. Он оказался умнее, чем предполагал Николай. Что ж, поживем — увидим.
— Чему обязан? — спросил Коля.
— Говорят, вы общество какое-то учредили? — начал Лидер.
— Говорят, — согласился Иванов. Он не спешил. Инициатива должна исходить от тинейджеров, а ещё необходимо сразу же сбить спесь.
Поставить на место. Национал-социалисты в Германии середины двадцатых годов сделали верную ставку на молодежь — фольксштурм. Они не прошли Первой мировой, не видели ужаса смерти и потому не ведали страха. Эти тоже не были ни в Афгане, ни в Чечне, зато читали дешевку в мягком переплете и не мыслили себя без видика и «дебильника» в ушах. Интернет тоже не входил в сферу их интересов. Максимум, чем занимались, — «Сега» и различные приставки.
— Мы хотели бы тоже вступить. Кое у кого есть собаки.
— Говорят, вы будете патрулировать район? — не утерпел Герасим, выдав тем самым вторую причину прихода.
Вон оно что! Стало быть, они хотят передела территории под прикрытием общества, сообразил Иванов. То, что членство в общественной организации даст возможность, не вызывая подозрений, собираться, а может быть, чего только не бывает, выбить у РЭУ собственный подвал под какую-нибудь секцию, лежало на поверхности.
