— Красиво поете, — усмехнулся Иванов. — Ты, Герасим, прямо Лучано Паваротти.
То, что этот головастик знает их по кличкам, неприятно поразило ходоков. На них, конечно, произвел впечатление мастиф, но, в отличие от остальных собачников, ореол и авторитет собаки никак не осенял своим нимбом владельца. Скорее наоборот. Сравнение было явно не в пользу Николая. Как такой плюгавец может управлять достойной во всех отношениях собакой, оставалось неприятной загадкой.
Они проглотили.
Это хорошо, решил Иванов.
— А что вы умеете, кроме конструктивной критики родителей и окружающего мира? Вынь «дебильник» и перестань жевать.
Лолита не слушала, и Герасим сначала толкнул пацанку, а потом снял с её головы наушники.
— Чего, дяденька, хочешь послушать? В твои лохматые годы «АББА» была в ходу. Теперь снова, — не переставала жевать Лолита.
— Топайте к котловану. Я сейчас выйду, — сказал Иванов и, не дожидаясь согласия, захлопнул дверь.
— Во урод, — констатировала Лолита. — Хочешь пожевать? — предложила жвачку Герасиму.
— Да пошла ты… — Туповатый, он все-таки почувствовал, что их унижают, но ещё не представлял, что предстоит впереди.
Они молча курили, когда Иванов нашел всю компанию в сборе. Не было только Хорька. Это плохо. Но ничего. Потом сделает его своим помощником. Управлять самолично пацанами Иванову не хотелось, могли возникнуть неприятности и трения с родителями, но урок преподать собирался жесткий.
Он снял с мастифа намордник и некоторое время молча оглядывал подростков.
— Всем встать, — тихо и буднично предложил Николай.
— Чего? — не поняли некоторые.
— Я сказал, встать, — громче, но без угрозы повторил Иванов.
— Мы и сидя послушаем… — хихикнула Лолмта, по такому случаю избавившись от наушников.
— Иди познакомься, — выпустил поводок Николай.
Мастиф поднялся и подошел к молодежи.
— Мама… — подобрала под себя ноги Лолита. Подростки начали вставать в той очередности, как перемещалась от одного к другому собака.
Мастиф обходил пацанов, принюхиваясь и вскидывая морду — смотрел в глаза. У ребят в кроссовках непроизвольно поджимались пальцы ног, но снаружи испуг отразился только в бледности лиц.
— В шеренгу по ранжиру! — громко разорвал тишину пустыря голос Иванова.
Пацаны, косясь на собаку и бестолково толкаясь, начали искать свое место. Ничего не получалось. Левофланговые все время норовили затесаться в середину.
— Сброд, — констатировал Иванов, — посмотрите на себя. Вы же самый настоящий сброд. А ещё хотите быть первыми в районе. Да вас только числом больше. Триста пятьдесят вторые и то лучше организованы. Нужна дисциплина. Дисциплина предполагает подчинение. Это вовсе не то, что вы думаете. Никто в ваш внутренний мир, в ваши междоусобные разборки лезть не хочет. Это неинтересно. Что нового я там открою? Ничего. Ровным счетом. Так вот, чтобы использовать общество в своих целях, надо иметь мозги чуть больше, чем у дельфина, а главное — научиться подчиняться. Не мне лично. Идее. Так же, как тибетские монахи ламе…
Иванов обвел взглядом напряженные лица подростков, заметил кое у кого пробивающиеся усики.
— А тебе полагается бриться, — сделал он замечание Лидеру.
Долговязый стоял с каменным лицом.
— И первое, что вы должны будете сделать, — убрать всю территорию в радиусе пятидесяти метров, начиная отсюда.
Он ткнул пальцем в Долговязого, как в точку отсчета.
— Собачку я оставлю присматривать за вами, мне ещё надо сходить по делам. Не вздумайте разбежаться. ОН догонит. Потом придется покупать новые джинсы. Пригляди тут за ними, — сказал он псу и пошел прочь.
Зверь начал описывать концентрические круги по периметру разбросанных труб с подростками в центре.
— Не нравится мне все это… — протянул Герасим и направился прочь, но тут же был настигнут и сбит с ног Зверем; ни лая, ни рыка — один мощный бросок, и Герасим на земле.
— Уберите собаку… — бледный как смерть зашипел он.
Но собака, постояв несколько секунд над поверженным человеком, спокойно перешагнула его и снова пустилась вкруговую.
Первым поднял брошенную банку пепси Малыш…
Гашека и Фишера они выбрали не случайно. Во-первых, это были друзья Евсея, во-вторых, более смышленые, чем остальные, и наконец, в-третьих, в силу второго, понимали: стоит собачникам организоваться, и спокойному житью бомжей пришел конец. Вот бабы их это почувствовали раньше и свалили. Теперь бомжи, лишенные женской ласки, обозлены. О том, что Евсей погиб, Аслан и брат решили не говорить, дабы окончательно не перепугать будущих исполнителей.
Гашек и Фишер бедствовали второй день. Если бы не Сардор, разрешивший вымыть котел и щедро против обычного расплатившийся не холодным пловом, а деньгами, кто знает, сумели бы что-нибудь закинуть в топку подведенных голодом желудков.
Сардор второй день не находил себе места и, когда появились эти двое, без всяких разговоров накормил бедолаг и ссудил деньгами за работу.
Просьбу кавказцев о встрече Фишеру передал сардоровский мальчишка-помощник, и теперь они торопились к месту, приятно сознавая, что могут получить дополнительную работенку. Отсутствие часов заставило их прийти раньше назначенного.
— Если опять гнилой лук, я за тридцатник не пойду, — переваривая плов, заметил Фишер. — На сегодня пайка есть, а завтра поглядим.
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнул, — предпочел прямо не высказываться Гашек.
У него внутри разыгралась форменная революция. Обладая фантазией, он вслушивался в процессы пищеварения и представлял все в виде учебного фильма: вот плов двигается по кишкам, кишки слиплись и неохотно пропускают пищу по каналу, со стенок, как в подземном колодце, капает желудочный сок и с шипением и пеной впитывается в рисовые зерна и кусочки мяса. Он даже увидел дырку язвы с рваными краями, куда проваливается часть поступившего внутрь плова.
— Чего ты рожи строишь? — спросил Гашек, глядя на самосозерцающего Фишера.
— У меня язва. Я скоро умру, — констатировал товарищ.
— Чего ты мелешь! — перепугался Гашек. — Сначала Евсей пропал, теперь ты язву нашел…
— Чует сердце, мертвый он.
— Да ты белены объелся? Еврей его повсюду ищет, говорит, бумаги пришли. Может, он к своему дружбану в баню поперся. Все-таки человеком станет.
— Я бы тоже в баню хотел. Подохну, как собака, немытым.
Деньги, которыми ссудил Сардор, были истрачены на водку.
Здесь же на рынке и купили и выпили. Теперь она нехорошо рыгалась керосином, но по башке врезала здорово.
