— Ты что делаешь? — закричал Сергушок и толкнул щенка в бок.
Пум испуганно подпрыгнул, банка перевернулась и крепко засела у него на голове. Густая краска потекла, заливая ему глаза, а потом пол, чистый коврик у двери и длинный коридор, по которому помчался обезумевший от страха щенок.
Держи! Лови! — кричал Сергушок и тоже несся изо всех сил по коридору. За ним с криком и смехом бежала куча детворы и вся эта шумная компания ввалилась на кухню, где тетя Домна усердно месила тесто на завтрашние праздничные пироги.
Последним по коридору с горькими слезами ковылял Петя.
— Краска моя, — плакал он, — последняя баночка! Венок покрасить Ленину. Теперь нас девчонки забьют!
Пума, ослепленного и до смерти перепуганного, поймали и отмыли, тоже с перепугу, в чистом ведре. Пол оттерли веником. Все привели в порядок.
А Петя сидел в столовой, наклонившись над недоделанным плакатом.
— Без краски-то что делать буду? — грустно говорил он. — Весь бок этот остался, где лес должен быть. Нужно было ему сунуться, Пумке. Теперь уж, конечно, девочки…
Но он не договорил и даже откинулся на спинку стула, точно собрался попятиться: Валя, всегдашняя, его соперница по рисованию, застенчиво протягивала ему через стол баночку с краской.
— Возьми уж, — сказала она и вздохнула. — У меня еще есть. Все равно ведь нечестно выигрывать, если Пумка виноват. Правда?
Петя, точно еще не веря, взял банку, посмотрел на нее, потом на Валю и густо покраснел.
— Эта самая! — проговорил он. — Ну, Валя! Спасибо тебе!
Работа его затянулась до поздней ночи, но Анна Васильевна на этот раз распорядилась ему не мешать. На следующий день за утренним чаем должно было состояться решение: чей плакат лучше. Временно их повесили в столовой, чтобы затем перенести в спальни мальчиков и девочек. Валя и Петя, бледные от волнения, стояли в стороне, стараясь не смотреть ни на рисунки, ни друг на друга.
Петин плакат обвивала густая яркая гирлянда зеленых дубовых листьев.
— Петин лучше! Петин лучше! — дружно закричали мальчики.
Но тут Петя вдруг стукнул костылем и выступил вперед.
— Я хочу сказать, — заговорил он и еще больше разрумянился. — Я хочу сказать, что у меня листья вышли, правда, нарядные, они плакат очень украсили. Только зеленую краску мне Валя дала. Потому что моей краской Пумка покрасился. Даже коридор весь покрасил. И потому это все равно что Валины листья. И за листья мой плакат хвалить нельзя. И значит, у нас плакаты одинаковые. Вот так я думаю.
Петя даже немного задохнулся от волнения. И совсем растерялся, когда все, девочки и мальчики, так дружно захлопали в ладоши, что Пум испуганно прижался к его ногам и чуть-чуть заскулил.
Анна Васильевиа растрогалась, даже голос ее немного дрожал, когда она дождалась тишины и снова заговорила:
— Так как же, ребятки, рассудим?
Петя правильно говорит! Петька молодец! И Валька молодец, что краску дала! — наперебой кричали мальчики и девочки. И первый приз за лучший плакат, коробку ярких цветных карандашей, решено было поделить пополам.
А кому какие карандаши достанутся? — спросил маленький Коля. — Как ровно поделить?
Поделить оказалось просто: Анна Васильевна весело улыбнулась, засунула руку в ящик буфета и воскликнула:
— Ну и чудеса! Тут, оказывается, две коробки карандашей лежат. Одинаковые.
Петю и Валю посадили за стол рядом, яркие коробочки карандашей перед их тарелками были не так ярки, как их счастливые лица.
После завтрака они уселись тоже рядышком в уголке и долго осторожно чинили карандаши и пробовали их цвет на бумаге. Пум вертелся около. Ему очень хотелось попробовать хоть один карандашик, даже зубы чесались.
Кроме Пума в детском доме жил еще старый лохматый цепной пес. Он был черный, громадный и сердитый. Самое удивительное в нем было имя: его звали Сверчок. Кто и когда придумал это неожиданное имя, было неизвестно.
А я догадался! — закричал раз за обедом Сергушок и, подпрыгнув, опрокинул тарелку супа прямо па пол.
Догадался, как за столом безобразничают? — хмуро спросила тетя Домна и вытащила из-за шкафа тряпку.
Я не про то, — сконфузился Сергушок, — я нечаянно, тетя Домна, не сердись. Я про Сверчка догадался, почему его так зовут.
— Почему? — хором спросили ребята.
— Потому, что он… совсем на сверчка не похож! — выкрикнул Сергушок при общем смехе.
Так и решили, что ничего лучше не придумаешь. А Сверчок сидел около своей будки сердитый и лохматый и косился на маленького белого щенка.
«Отвяжись!» — зловеще рычал он. А Пум забегал то с одной, то с другой стороны и норовил вцепиться в лохматый хвост.
«Рразорву!» — рычал Сверчок и делал вид, что бросается на Пума. Но тот твердо знал собачьи законы: большому псу кусать щенка не полагается. Он проворно падал на спину и весело болтал в воздухе лапками:
«А ну, цапни, если можешь!»
Сверчок постоит над ним и сердитым рычанием лезет в будку: там уж и нахальный Пумка не смел его тревожить.
Но беспокойному щенку этого было мало: он любил ребят, уважал тетю Домну и Анну Васильевну, дразнил Сверчка и Ваську, а настоящего товарища для возни на целый день у него все-таки не было. Пете бегать с ним по двору было не под силу.
И вдруг… товарищ нашелся.
Мыши у нас завелись, Анна Васильевна, — пожаловалась как-то тетя Домна. — Это что ж такое? Сахар таскают, мешки грызут, а в мышеловку — ну вот никак не лезут.
А Васька на что? — спросила Анна Васильевна.
— А сало на боках растить, другой ему заботы нет, — махнула рукой тетя Домна. — Вчера у него мышь под самым под носом пробежала. Так он зажмурился, да и только.
Ребята насторожились.
— Анна Васильевна, — умоляющим голосом заговорила Валя. — Я тут котенка одного видела. Беспризорный. Черный такой, лохматенький.
Мало у вас зверей, — замахала руками Анна Васильевна. — От одного Пумки хлопот не оберешься.
Но в голосе ее не слышалось достаточной твердости, и девочки весело перемигнулись.
Через минуту в передней под вешалкой состоялось совещание.
Он на соседний двор ходит, — торопливо шептала Валя, — в ящик мусорный. Там какие кусочки собирает, его только подстеречь и сразу — шапкой.
Сергушок ты первый караулить будешь. Я с тетей Домной на базар пойду, а там отпрошусь. Ей самой котенка хочется. Тебя сменю. Так и подстережем.^
Шапкой не надо, — возражал Сергушок, — еще промахнешься. Лучше в ящик еды всякой наложим. Она прыгнет, а мы ее — крышкой.
Так и решили: в ящик натащили косточек и объедков, за ящиком спрятался очередной охотник.
