не хотел идти у ноги и все время пытался забегать вперед. Ольге то и дело приходилось успокаивать его, повторять команду «Рядом!». Но Буран словно бы разучился слушаться. Даже на свою излюбленную приманку, на сырое мясо, несколько кусочков которого Алексей предусмотрительно захватил с собою, он реагировал лишь на какой-то момент: хватал мясо, не разжевывая, механически глотал его и тут же снова начинал метаться.
Ни Ольге, ни Алексею еще не приходилось видеть его таким. И Ольга не на шутку разволновалась.
— Я боюсь отпускать его, — призналась она мужу.
Алексей тоже нервничал. Но что-то подсказывало ему, что отступать от намеченного плана нет оснований. Что перелом, так неожиданно наступивший в поведении волчонка, вполне можно объяснить. Звереныш в конце концов попал в свою родную стихию, и инстинкт подсказал ему, что это его родной дом. И он захотел тут быть свободным, совсем свободным. А хозяева почему-то его не отпускали. И контакт взаимопонимания, установленный между ними, вдруг разомкнулся.
— Ничего. Рискнем, — ответил Алексей.
— А если он не вернется?
— Я думаю, этого не случится.
— Но ты посмотри, он совершенно стал неуправляемым. Буран! Буран! Уймись! — попыталась успокоить волчонка Ольга. — Иди рядом! Рядом иди! Я говорила, надо было взять с собой Вьюгу.
— Не надо. Все правильно. Отпускай, — сказал Алексей.
Ольга расстегнула ошейник. Буран, как тень, метнулся в кусты и пропал.
Супруги молча переглянулись. Прошла минута, вторая, десять минут. А волчонок и не думал возвращаться на дорогу. Он словно растворился в густых, непролазных зарослях орешника.
— Ну вот, — не выдержала Ольга. — Где он?
Алексей и сам не пожалел бы ничего, чтобы знать, где сейчас бегает волчонок. Но не имел об этом никакого представления и неопределенно пожал плечами.
— Зови! — потребовала Ольга.
— Подождем…
— Чего?
— Пусть сам ориентируется.
— Он же никогда тут не был!
— Неважно. Вот мы заговорили, и он уже запомнил одно направление.
— А ты думаешь, он слышит нас? — не поверила Ольга.
— Уверен. Слух у волков преотличный. На километр, на два слышат. А наш, я не думаю, чтобы он убежал так далеко.
И словно в подтверждение этих слов волчонок птицей перелетел вдруг через дорогу метрах в ста впереди супругов.
— Ну вот он! — обрадовался Алексей. — Я же говорил!
— А ты подзови его.
— Буран! — тотчас же скомандовал Алексей. — Ко мне!
Но волчонка и след простыл. Полчаса, надрывая голос, терпеливо подзывал его к себе Алексей. Полчаса повторяла потом после него ту же команду Ольга. И все тщетно. Только еще один раз Буран перескочил через дорогу уже в обратном направлении и больше не показывался. Начало вечереть. В чащу опустились сумерки.
— Вот и все. И прощай, наш Буран, — грустно сказала Ольга.
— Похоже, удрал, — согласился Алексей и добавил, словно хотел оправдаться: — Честное слово, не думал я, что так получится. Совершенно нельзя было предположить. Ведь он стал таким ручным.
— Надо было взять с собой Вьюгу. Она уже давно бы его вернула, — упрекнула мужа Ольга.
— Так ведь как раз наоборот все представлялось… — начал было объяснять Алексей. Но не договорил. Оборвал на слове и сердито махнул рукой. — И все равно чувствует мое сердце, вертится он где-то тут. Буран! Буран!
Но лес безмолвствовал. Дорога оставалась пустой.
— Вот чертенок! — вздохнул Алексей. — Выходит, не зря пословицу сложили. Смотрит он в лес. И всегда смотреть будет… — Сказал, а из головы не шла мысль: «А как же другие приручали? Ведь так же начинали, как я. Брали из логова почти слепых, выкармливали из соски. Потом водили в лес. Наверно, от характера зверя все зависит. У одних он покладистый. У других строптивый. Плохо, значит, мы своего изучили…»
Ольга повернулась и молча пошла к дому. Алексей позвал еще несколько раз: «Буран! Буран!» — и, послушав тишину, тоже пошел следом за ней.
Ольга шла быстро, не оглядываясь. А он не спешил покинуть лес. Посматривал по сторонам. И хотя уже не звал волчонка, прислушивался к каждому долетавшему из чащи шороху. Последние шаги перед опушкой, в том месте, где узкая лесная дорога, выбегая в поле, расширялась почти вдвое, Алексей делал с особой неохотой. Было уже почти темно, и задерживаться в лесу в общем-то было уже бессмысленно. Но у Алексея еще теплилась надежда, и он остановился и окликнул волчонка в последний раз:
— Бу-р-а-а-н!
Но лес остался безответным: не треснула под ногой спешившего на зов звереныша ветка, не шевельнулись от его быстрого бега кусты.
— Пропал, — невольно вырвалось у Алексея, и он поспешил вдогонку за Ольгой.
Лес поначалу немного пугал волчонка. Но чем дальше уходили они от опушки, чем плотнее обступали дорогу начинавшие уже желтеть деревья, тем сильнее билось у него сердце. Тем полнее захватывало его предчувствие какой-то необычной встречи. С кем? С чем? Он не представлял. Но был уже полон желания скорее встретиться и, освободившись от поводка, тотчас же метнулся в чащу. Вокруг него все было незнакомое. И густо сплетшиеся кусты, и непривычно высокие, совсем не такие, как в саду, деревья, и жесткая трава. И в то же время его ни на секунду не покидало ощущение, что все это и многое-многое другое, что попадалось ему на пути, совсем ему не чужое. Монотонный шум леса ассоциировался у него с какими-то неясными образами. Будил в нем воспоминания. Ему казалось, что он должен обязательно что-то или кого-то найти, и обязательно здесь, в лесу. Он забыл о всяком повиновении. Он слышал голоса своих хозяев: и властный, похожий на окрик голос его, и ласковый, добрый голос ее. Слышал, как они о чем-то переговаривались. Совершенно точно знал, где они находятся, куда пошли. Но ему сейчас просто было не до них.
Два раза, чтобы убедиться в том, что он не ошибся и действительно слышит именно их голоса, он выбегал на дорогу. Вернее, перемахивал через нее в один прыжок. Этого момента ему вполне было достаточно, чтобы увидеть его и ее. Они тогда начинали кричать сильнее, а он, успокоившись, мчался дальше, в самую густую и непролазную чащу.
Сумерек и наступившей после них темноты волчонок почти не заметил. Ведь ночью он видел даже лучше, чем днем. Он только почувствовал, что немного устал. Бегать столько ему фактически не приходилось еще никогда. Но сил у него было много, и он продолжал свой неистовый поиск. А рыскать по лесу было так приятно! Его и раньше не держали на привязи. Но настоящую, полную свободу он впервые в жизни ощутил именно сейчас. Он носился, где хотел. Поворачивал, куда
