сон больше ни разу не нарушался.
Западня
Мы получили донесения из близлежащих деревень о том, что леопард несколько раз неудачно пытался проникнуть в дома, и его следы были обнаружены на дорогах. Спустя несколько дней после прибытия Ибботсонов была убита корова в деревне в двух милях от Рудрапраяга и примерно в полумиле от той деревни, где я сидел в засаде на стоге сена.
Придя в деревню, мы выяснили, что леопард разломал дверь однокомнатного помещения, убил и оттащил к двери одну из коров, но не смог протащить тушу через дверь и хорошенько наелся на месте.
Сарай был в самом центре деревни, и, исследовав все кругом, мы нашли, что, сделав отверстие в стене сарая в нескольких ярдах от трупа коровы, мы можем легко вести наблюдение.
Хозяин помещения (он же владелец убитой коровы) охотно согласился на наш план. Как только наступил вечер, мы накрепко заперлись в доме и, съев взятые с собой сандвичи и выпив чай, принялись по очереди сторожить, глядя через дыру в стене. Но в течение этой долгой ночи о леопарде не было ни слуху ни духу.
Когда мы утром вышли из дома, жители повели нас по своей деревне — она была значительных размеров — и показали следы когтей на дверях и окнах, сделанные людоедом за многие годы при попытках добраться до кого-нибудь. Одна дверь носила более глубокие следы — это была та самая дверь, которую леопард сумел открыть и войти в помещение, где были заперты сорок коз и мальчик.
Через несколько дней еще одна корова была убита в маленькой деревушке на холме, в нескольких сотнях ярдов от бунгало. Здесь снова оказалось, что корова убита внутри дома, дотащена до двери и частично съедена. Примерно в десяти ярдах перед дверью находился заново сложенный стог сена шестнадцати футов высотой, сооруженный на поднятом от земли на два фута деревянном помосте.
О новом происшествии нас известили рано утром, поэтому, имея целый день впереди, мы соорудили махан, и я уверен, что он был не только самым замечательным, но и самым искусным из всех, которые только делались для подобных целей.
Мы начали с того, что разобрали стог и вокруг помоста воткнули в землю много шестов. На этих шестах соорудили еще один помост, выше первого на четыре фута. Весь каркас, кроме пространства между землей и нижним помостом, обернули проволочной сетью с двухдюймовыми ячейками. Затем небольшие охапки сена мы всунули в ячейки сетки и еще немного разбросали вокруг стога и под помостом, совсем как это было до начала нашей работы. Один из совладельцев стога, отсутствовавший несколько дней и вернувшийся, когда мы уже доделали наше сооружение, не поверил, что стог кто-то трогал, пока сам не ощупал его кругом и ему не показали другой, который мы сложили из неиспользованного сена на ближнем поле.
Как только солнце начало садиться, мы проползли через отверстие, оставленное в сетке, и попали в махан, тщательно закрыв за собой вход. Ибботсон несколько меньше меня ростом, поэтому он занял верхний помост, и, когда мы устроились поудобнее, каждый из нас сделал по небольшой дырке, через которую можно было бы стрелять. Но общаться друг с другом, когда появится леопард, мы не могли и поэтому условились, что тот из нас, кто первый увидит зверя, будет стрелять. Была яркая, полная лунного света ночь, электрический фонарь был не нужен.
После вечерней трапезы долетавшие из далекой деревни звуки стихли, и около десяти часов я услышал, что леопард спускается с горы, высившейся позади нас. Придя к стогу, он остановился на несколько минут и затих, потом начал ползти под помостом, на котором я сидел. Находясь как раз подо мной — нас разделял один слой досок, — он остановился на минуту, показавшуюся мне весьма длинной, затем продолжал ползти дальше; и только я приготовился, ожидая, когда он покажется из-под платформы в трех или четырех футах от дула моего ружья, как прозвучал резкий скрип с верхнего помоста. Леопард бросился вправо, где он мне не был виден, и исчез.
Обе ноги Ибботсона свело судорогой, и, меняя позу, чтобы облегчить очень острую боль, он повернулся. Вот отчего в критический момент раздался скрип досок. Очевидно, леопард был слишком напуган и больше уже не возвращался к туше ни в эту, ни в следующие ночи.
Двумя днями позже еще одна корова была убита в нескольких сотнях ярдов выше рудрапраягского базара. Владелец этой коровы жил одиноко в стоящем в отдалении однокомнатном домике, разделенном простой перегородкой на кухню и жилое помещение. Как-то ночью он проснулся, услышав шум в кухне, наружную дверь которой он забыл запереть. Немного погодя через широкую щель в тусклом свете луны, проникавшем через открытую дверь, он увидел леопарда, пытавшегося оторвать одну из планок перегородки.
Долго человек лежал, обливаясь потом, в то время как зверь старался оторвать то одну, то другую планку. К счастью, не найдя в перегородке слабого места, он ушел из кухни и убил корову, привязанную около пристройки. Потом порвал веревку, которой она была привязана, оттащил корову на короткое расстояние и, вволю наевшись, оставил ее лежать под открытым небом.
На самом краю спуска с горы, примерно в двадцати ярдах от места, где лежала убитая корова, стояло сильно разросшееся дерево; на его верхних суках был сложен стог сена. На этом естественном махане у обрыва в несколько сот футов над расстилавшейся внизу долиной мы с Ибботсоном и решили сесть в засидку.
Чтобы помочь нам, правительство несколькими днями раньше послало капкан. Этот капкан длиной в пять футов и весом в восемьдесят фунтов был самой страшной штукой такого рода из всех мною виденных. Его челюсти имели острые трехдюймовые зубья, посаженные по длине на протяжении двадцати четырех дюймов, они приводились в действие двумя мощными пружинами, требовавшими усилий двух человек, чтобы их раскрыть.
Оставив труп, леопард направился по дорожке через поле шириной около сорока ярдов по трехфутовой меже и через другое поле, граничащее с густыми колючими зарослями, покрывающими