чуть не в первую же минуту помчался проверять, как поживают наши тепоринго. Джил – девушка, которая присматривала за ними, – рассказала мне, что на девятнадцатый день крольчиха произвела на свет двойню и первые сутки все шло благополучно. А потом крольчат нашли мертвыми… Подозреваю, что причиной их гибели была небрежность мамаши. Как-никак ее поймали беременную, с горы привезли в душный город, потом на самолете доставили на Джерси, она не успела еще как следует освоиться на новом месте, а тут надо растить двух малышей. Конечно, мы огорчались, и все же, по чести говоря, не стоило винить крольчиху.
Проходили недели, а от Дикса – ни слова. Я посылал письмо за письмом, подгонял, подбадривал его, но он и не думал отвечать. В конце концов я заподозрил, что, намучившись с нами во время экспедиции, он попросту махнул рукой на вулканических кроликов. И вдруг однажды утром телефонный звонок. Мистера Даррелла вызывает Мексика, можно соединять? Объяснять телефонистке, как я ждал этого звонка, было нелепо, я только выдавил из себя тусклое «да». Это был Дикс, причем слышно было так отчетливо, словно мы с ним находились в одной комнате. Он сообщил, что наконец ему удалось добыть еще шесть тепоринго, из них два – самцы; все шесть благополучно здравствуют у него дома и хорошо едят. Он как раз кончил мастерить транспортные клетки, вышлет мне кроликов в ближайшие двадцать четыре часа. Я записал номер рейса и все прочие данные.
До чего же здорово! Нельзя рассчитывать на удачу всякий раз, когда отправляешься в экспедицию, но до сих пор мне удивительно везло. Похоже, и мексиканская экспедиция меня не разочарует.
Закончив разговор с Диксом, я немедленно соединился с Лондонским аэропортом. С кем только я не говорил, разъясняя, что такое вулканические кролики, какие они редкие, как важно отправить их в приют для животных, если самолет прибудет поздно и нельзя будет сразу переадресовать клетки на Джерси. Потом позвонил в приют (он находится в ведении Королевского общества борьбы против жестокого обращения с животными), поделился радостной вестью с мистером Уиттэкером и тщательно проинструктировал его, как обращаться с тепоринго, если им придется заночевать в Лондоне. После этого мне оставалось только сидеть и ждать, стараясь не слишком волноваться.
Мы рассчитали, что кролики прилетят в Лондон утром и будет вполне достаточно времени, чтобы перебросить клетки на джерсийский самолет. Когда настал долгожданный день, я сидел как на иголках. Через два часа после того, как по расписанию самолет должен был сесть в Лондонском аэропорту, я позвонил туда. Никто ничего не слышал о прибытии вулканических кроликов. Звоню мистеру Уиттэкеру. Нет, кроликов не привозили, но для них все приготовлено. Пополудни опять звоню в аэропорт – по-прежнему никаких известий. Я не на шутку встревожился. Может быть, позвонить в Мексику, спросить Дикса, удалось ли ему отправить кроликов условленным рейсом? Четыре часа дня – Лондонский аэропорт все еще ничего не знает.
Опять связываюсь с мистером Уиттэкером, говорю о своей тревоге. Отвечает, что ему из аэропорта ничего не сообщали, но он сам проверит и передаст мне ответ. Через некоторое время он позвонил: кролики найдены и теперь находятся у него. Судя по всему, в сопроводительных бумагах чего-то не хватало, и клетки сунули в первый попавшийся ангар, пока чиновники играли в бюрократическую чехарду. Мистер Уиттэкер заверил меня, что кролики живы-здоровы – он их сам осмотрел, – только немного напуганы. Сегодня уже поздно отправлять их на Джерси, он оставляет их на ночь в приюте, а завтра утром проследит за погрузкой в самолет.
Когда клетки прибыли в зоопарк, мы, сдерживая нетерпение, осторожно сорвали мешковину и заглянули внутрь. Раз, два, три, четыре, пять – живых, хотя и несколько озадаченных кроликов. И один мертвый. Достали их, определили пол. Нужно ли говорить, что мертвый оказался самцом. Из пяти живых – четыре самки и один самец.
Ярость моя не поддается описанию. Я не сомневался, что причина гибели второго самца – дурацкая задержка в аэропорту. Новых тепоринго разместили отдельно от первой группы, им предстояло еще пройти положенные испытания.
Я мерил шагами свой кабинет, соображая, как подобраться к Лондонскому аэропорту, чтобы взорвать его ко всем чертям. Вдруг меня осенило. Среди членов фонда были председатель Британской европейской авиакомпании сэр Джайлз и леди Гатри; оба они с живым участием относились к нашей работе и не однажды выручали нас. Я взял телефонную трубку. Оказалось, что сэр Джайлз выехал в Швейцарию, но леди Гатри была дома. Я рассказал ей про случай с вулканическими кроликами и объяснил, почему не хочу оставить это дело без внимания: нам еще могут присылать редких животных, и, если они опять застрянут в Лондонском аэропорту, история может повториться.
– Ни за что! – горячо произнесла леди Гатри. – Этого нельзя допускать! Я сама прослежу. Как только вернется Джайлз, напущу его на них.
Так она и сделала. Целую неделю я получал письма от разного ранга чинов Лондонского аэропорта, которые всячески извинялись за промашку с кроликами. И то хорошо: впредь любой адресованный нам груз автоматически включит, как говорится, сигнальную лампочку в мозгу чиновников… Но никакие извинения не могли воскресить нашего тепоринго.
Новое пополнение выдержало испытательный срок, и можно было приступать к самому главному. Мы регулярно осматривали крольчих и, когда подходило время, помещали к ним самца на несколько часов. И следили в оба, потому что у тепоринго крайне сварливый нрав, – чего доброго, какая-нибудь из крольчих прикончит его, и останемся мы совсем без самца.
И вот настал день, когда мы увидели, что одна из крольчих устроила в своем спальном отделении гнездышко из соломы, выстлав его собственной шерстью. А в гнездышке лежали два крольчонка. Вот радость!
За малышами установили повседневное наблюдение, росли они хорошо, и мы все больше задирали нос. Да, видно, слишком возомнили о себе, потому что судьба, как нередко бывает в таких случаях, не замедлила преподнести нам несколько неприятнейших сюрпризов.
Во-первых, Джил однажды утром обнаружила, что один из крольчат погиб – каким-то непонятным образом обмотал себе шею прутиком боярышника и задохнулся. Остался один малыш, да и тот был самочкой.
Потом умер взрослый самец. Вскрытие показало, что причиной его смерти был кокцидиоз – заболевание, которое очень трудно распознать на ранних стадиях. Поскольку все крольчихи соприкасались с ним, мы для профилактики немедленно дали им сульфамезатин. Тем не менее две из них погибли от той же болезни.
В итоге мы, что называется, вернулись на исходные позиции. Есть самки – и ни
