Дэвид Бирн - Весь мир: Записки велосипедиста

Скотт Мойерс, мой агент в «Уайли», какое-то время тому назад заметил, что было бы неплохо собрать книгу, основу которой составляли бы мои велосипедные прогулки по разным городам мира. Он ссылался на В. Г. Зебальда[1], а точнее на его книгу «Кольца Сатурна», в которой беспорядочные блуждания по английской глубинке служили средством сцепления воедино множества мыслей, рассуждений и коротких историй. Я и в мыслях не имею сравняться с Зебальдом как писатель, но установка планки на такой высоте заставила меня тянуться изо всех сил. Я ответил Скотту упоминанием «Тропической истины», рассказа о годах развития тропикалии в Бразилии, вышедшего из-под пера Каэтану Велозу. В этой книге он использует свои воспоминания о тех временах как затравку для обсуждения самых разных событий и вопросов. Обе книги изрядно отклоняются от основной темы, что ничуть не мешает (по крайней мере, в этих двух случаях) общему повествованию. Мне было ясно, что подобная форма способна принести свои плоды.

Хотя я десятилетиями вел дневники, в которых отмечал наблюдения, сделанные во время путешествий и гастролей, ускорить процесс их перемещения в онлайн помогла Даниэлла Спенсер из моей студии. Блоги — вот как это называется. Я все еще ищу свою тропинку в блогосферу: я быстро понял, что не хочу вести ни эксклюзивный метаблог (серии ссылок на интересные ресурсы, увиденные или прочитанные в Интернете), ни персональный дневник — не считаю свою жизнь чем-то выдающейся или даже сильно примечательной. Тем не менее я решил, что дневник/блог — отличный способ постараться выразить словами и упорядочить мысли, чувства и идеи, многие из которых приходили мне на ум во время путешествий, что в моем случае означает велопрогулки по самым разным городам. Блог содержит ссылки, фотографии, видео и аудио-файлы, все то, чем можно проиллюстрировать заметки, сделать их интереснее. Надеюсь, мои цифровые читатели в итоге увидят все это.

Благодарю редакторов, Пола Словака и Уолтера Донохью, за их замечания и комментарии: мы все поняли, что блог — еще не книга. Благодарю мою подругу Синди за критику и за то, что сопровождала меня во время некоторых из описанных в книге поездок. И еще: спасибо Эмме и Тому, моим родителям, подарившим мне мой первый велосипед.

Велосипед стал для меня основным способом перемещения по Нью-Йорку где-то в начале 80-х. После первых осторожных проб я сразу же загорелся вело-энтузиазмом — хотя Нью-Йорк не самый подходящий для этого город. Мною овладели бодрость и чувство свободы. Тогда у меня был старенький трехскоростной велик, оставшийся от прошедшего в пригороде Балтимора детства, — а для Нью-Йорка, в сущности, большего и не нужно. В те годы моя жизнь почти целиком протекала внутри Манхэттена — в Ист-Виллидж и Сохо, — и вскоре мне стало ясно, что велосипед дает возможность носиться по делам в рабочее время, а вечерами посещать клубы, выставки или ночные заведения: наличие двухколесного средства передвижения избавляло от необходимости то и дело искать такси или ближайшую станцию подземки. Знаю, ночные клубы и велосипеды не очень-то легко увязываются в общественном сознании. Но в Нью-Йорке столько всего интересного можно увидеть и услышать — а я обнаружил, что, когда требуется быстро перебраться из одной точки вечернего города в другую, на велосипед вполне можно положиться. Вот я и стал велосипедистом, несмотря на то что двухколесный конь несколько снижал мой статус в глазах окружающих, к тому же вечно ахавших, что я ни за грош подвергаю себя такой опасности: в те годы мало кто ездил по городу на велосипеде. Автомобилисты еще не привыкли делить улицы с подобными мне, а потому подрезали нас или прижимали к припаркованным на обочинах машинам даже чаще, чем теперь. Будь я тогда постарше, я бы оценил езду на велике как удобный способ поддерживать физическую форму, но поначалу мне это и в голову не приходило. Мне просто нравилось кататься по грязным улицам, с выбоинами и трещинами в асфальте.

К концу 80-х я открыл для себя складные велосипеды, и, когда работа и любопытство забрасывали меня в самые разные уголки света, я обычно брал с собой такой велик. То же самое чувство освобождения, пережитое в Нью-Йорке, посещало меня снова и снова, когда я крутил педали на улицах известнейших городов мира. Связь с жизнью, кипевшей на этих улицах, я ощущал куда отчетливее, чем если бы сидел внутри автомобиля или ездил на городском транспорте: я мог остановиться всякий раз, когда мне того хотелось; часто (точнее, очень часто) я добирался из точки «А» в точку «Б» быстрее, чем на такси; меня не связывали рамки установленного маршрута. В каждом городе, по мере того как уличная жизнь в потоках городского воздуха проносилась мимо, воодушевление и бодрость возвращались ко мне. Они стали моим наркотиком.

Эта точка обзора — быстрее, чем при ходьбе, но медленнее, чем на поезде, обыкновенно чуть выше голов пешеходов — за последние 30 лет стала привычным для меня окном в мир, она и теперь со мной. Это широкое окно, но оно открывает по большей части городские пейзажи (я же не гонщик и не спортсмен). Сквозь него я схватываю особенности сознания подобных мне людей, отразившиеся в городах, где они живут. Города, как мне теперь представляется, воплощают собой наши наиболее глубокие и часто неосознанные убеждения — не отдельно взятых индивидуумов, а тех социальных животных, каковыми мы являемся. Ученому, изучающему когнитивные способности человека, стоит лишь взглянуть на то, что мы сделали, на выстроенные нами ульи и муравейники, чтобы понять, о чем мы думаем, что считаем важным, а также вычислить порядок, в котором мы выстраиваем эти свои мысли и убеждения. Все это открыто нараспашку, оно здесь, прямо на виду; не требуется томографии или консилиума культурологов с антропологами, чтобы стало ясно, что происходит в голове у живущего здесь человека. Внутренние механизмы сознания проявляют себя в трех измерениях повсюду вокруг нас. Наши ценности, наши надежды кричат о себе с простотой, порой вызывающей неловкость. Вот же они — на витринах лавок, в музеях, в храмах, в магазинах и офисных зданиях, а также в том, как все эти строения взаимодействуют друг с другом, а иногда и отказываются от взаимодействия. Они говорят нам на своем уникальном языке городского ландшафта: «Вот это, по нашему мнению, имеет особое значение, вот так мы живем, а так развлекаемся». Езда на велосипеде по всем этим улицам похожа на странствие по коллективным нервным цепочкам некоего глобального мозга. На самом деле это путешествие по единой душе компактно живущей группы людей, этакий «Мозговой штурм»[2], только без убогих спецэффектов. Оно дает возможность исследовать коллективный мозг — счастливый, жестокий, неискренний, великодушный, — увидеть его в часы работы и в часы отдыха. Бесконечные вариации знакомых тем, возникающих вновь и вновь, — торжество или печаль, надежда или смирение, — раскрываются мириадами оттенков и форм.