Во множестве городов вдоль берега или набережной обязательно проложена широкая дорога. До того, как они были построены, уже отчужденные до состояния мертвой зоны береговые линии рассматривались как самые логичные кандидаты для обращения в бетонированную артерию. Мало-помалу, со всей неизбежностью, жители этих городов оказались отгорожены от своих рек и озер, а сами побережья сделались мертвой зоной уже в другом смысле этого выражения: они стали вотчиной чистеньких, плавно выгибающихся эстакад и пандусов, заполненных со свистом проносящимися мимо автомобилями. Под ними скапливались брошенные тележки из супермаркетов и груды токсичных отходов, там ошивались бездомные бродяги. Зачастую в таких районах вообще невозможно подойти к воде на своих двоих, не преодолев сначала несколько заборов.
Как правило, выясняется, что автомобили используют эти скоростные трассы не столько для того, чтобы получить удобный доступ к производствам и жилым кварталам расположенного рядом города, сколько чтобы миновать его вовсе. Дороги позволили людям покинуть город, изолироваться в «спальных районах», которые предполагались бесспорным благом: собственное владение, лужайка для детских игр, безопасные школы, барбекю с друзьями во дворе, полно места для парковки…
Годы тому назад считалось, что наши города плохо приспособлены для автомобилистов. Люди, желавшие передвигаться по ним на машине, быстро обнаружили улицы досадно перегруженными другим транспортом и фланирующими толпами пешеходов. Поэтому планировщики предложили возвести мощные автострады, бетонные артерии, которые решили бы проблему вечных заторов. Но и они оказались бессильны. Все автострады моментально заполнились новыми автомобилями — быть может, потому, что еще большее количество жителей посчитали их удобными для ежедневных поездок по городу. Что оставалось делать? Мы построили новые автострады, добавив их к прежним.
В отдельных случаях были выстроены кольцевые дороги, окружившие города целиком, — чтобы автомобиль мог попасть из одного пригорода или отдаленного квартала в другой без нужды пересечения центральных улиц. Проезжая по этим городам на велосипеде, я порой обнаруживаю, что скоростное кольцевое шоссе — единственный способ попасть из точки «А» в точку «Б». Мелкие улицы, проселочные дороги оказались стерты с лица земли или, во всяком случае, почти атрофированы. Часто более крупные артерии прорезают их поперек, причем не один раз, и проехать по улице из конца в конец уже не получится, даже если сильно захотеть. Велосипедист или пешеход чувствует себя в такой ситуации изгоем, чужаком, чье присутствие нежелательно, и в итоге это сильно раздражает. Что уж говорить, езда на велосипеде по обочине скоростной трассы не доставляет ни малейшего удовольствия. Да и романтики никакой: ты не чувствуешь себя крутым «меньшинством», ты попросту лишний.
Я проснулся в Америке. Солнце печет вовсю, и я сижу в туристическом автобусе на громадной стоянке в Буффало — где-то неподалеку от границы с Канадой. Рядом со стоянкой шумит скоростная трасса: автомобили со свистом проносятся мимо.
Я в растерянности оглядываюсь вокруг. Вдали виднеется какое-то офисное здание, а слева от меня возвышается отель. За стеклом женщины в одинаковых деловых костюмах смотрят выполненную в PowerPoint презентацию. По лобби взад-вперед расхаживает мужчина, он громко описывает хитроумную схему маркетинга в прицепленный к щеке микрофончик беспроводного телефона. Американцы сфокусированы, настойчивы и упорны в своем стремлении к самосовершенствованию, к увеличению доли продаж своей компании на рынке. Разложенные в лобби газеты пестрят фотографиями американских военных, атакующих мечеть; журналы — фактами издевательств, которым американские солдаты подвергали пленных иракцев. «Армия спасения» готовит столы к выходу публики из конференц-зала. В руке у каждой из женщин — по большому бумажному стакану с логотипом «Бургер Кинг».
У меня есть несколько свободных часов, и, оседлав свой велосипед, я направляюсь к Ниагарскому водопаду, который находится не так уж и далеко от Буффало, хотя несколько дальше, чем мне казалось. Я еду по обочине дороги, вдоль которой выстроились магазины с моментально узнаваемыми вывесками: ни одного местного названия. Стало быть, все, кто в них работает, — служащие какой-то анонимной корпорации со штаб-квартирой в другой части страны. Вероятно, этим людям не разрешают принимать серьезных решений самостоятельно, они же не вкладывали деньги в бизнес, в собственное рабочее место. Маркс называл это «отчуждением». Даже если коммунизм оказался игрой больного воображения, тут он был прав на все сто. Конечно, я не вижу никого из работников магазинов вдоль обочины шоссе. Честно говоря, не видно вообще ни души, только автомобили, выезжающие со стоянок или заезжающие на них. Я проезжаю мимо «Хутерс», «Дэннис», «Пондероса», «Фаддракерс», «Топс», «Ред лобстер», отеля «Мариотт», закусочной «Ред Руф», «Вендис», «Ай-Эйч-Оу-Пи», «Олив гарден»… и улиц с названиями вроде Коммерческая, Милый Дом и Корпоративная Парковая.
Стали попадаться и сувенирные киоски: должно быть, водопад уже рядом! Чуть дальше — мотель за мотелем. Десятилетия тому назад эти края считались отличным местом для медового месяца. Теперь, впрочем, сложно представить, кому из молодоженов захочется приехать сюда, — разве что по приколу… Хотя что уж тут прикольного — провести медовый месяц на отрезке шоссе, которое могло бы быть расположено в любом месте Америки?
Чудь дальше по трассе — а я уже одолел по меньшей мере десяток миль — начинают мелькать высоковольтные вышки: оставаясь пока что невидимым, водопад генерирует огромное количество электроэнергии. Солнце движется по небу, я немного устал, чувствую себя сбитым с толку, мне жарко… Этот пейзаж ведет странный рассказ. Где-то впереди находится потрясающий, внушающий трепет природный феномен, а я еду к нему по местам, которые не подходят даже для строительства, и потому заброшены: в мутном потоке, посреди старых покрышек и расколотых рекламных вывесок, застыла белая цапля. Стоящий на склоне холма и практически не работающий завод авиастроительной компании «Локхид» чем-то неприятно напоминает тюрьму.
Я въезжаю в городок Ниагара, причудливое гетто, где живут чернокожие и итальянские иммигранты. Мимо проплывают итальянские бакалейные лавки, парикмахерские салоны, винные магазинчики. Останавливаюсь, чтобы купить сэндвич с сосиской и тонизирующий лимонад. Перед переполненной окурками пепельницей сидит бледная пожилая женщина лет, наверное, семидесяти, которая с интересом листает журнал «Кантри уикли». Говорю ей, что в такой жаркий день, если не поберечься, можно сильно обгореть на солнце. Фыркнув, она пренебрегает советом и показывает мне журнальную страницу с портретом Алана Джексона[5]. «Мой любимый, — говорит она, — в этом году».
