– Охотно. – Роуз обрадовалась, что не придется в одиночку пробираться по скудно освещенной палубе.
Когда они уже спускались по лестнице, Роуз спросила:
– Мистер Рамзи, а почему вы вышли сегодня за мною на палубу?
Он помолчал, после чего обронил загадочно:
– Не смог устоять.
Больше Роуз ничего от него не добилась.
Миссис Браун не сказала ни слова по поводу длительного отсутствия своей госпожи и даже не молчала укоризненно, так что вечер во всех смыслах можно было считать удавшимся.
И только очутившись в постели и уже засыпая, Роуз подумала: а ведь мистер Рамзи, по сути, ничего ей о себе не сказал.
Впрочем, как и она ему.
«То, что люди считают вашей странностью, и даже недостатком, в действительности может являться неоспоримым вашим достоинством, помогающим двигаться вперед и быть самим собой, совершать то, чего не делал никто, и ходить теми дорогами, которые еще не проторены. И когда вы отправляетесь в путь, многие могут сказать: «Какая она странная! Отчего ей не сидится на месте? Почему бы ей просто не делать то, что делают все?» Но, милые дамы, вы вовсе не обязаны идти по давно истоптанным дорожкам, а сохранить достоинство настоящая леди сумеет при любых обстоятельствах. Если б Васко да Гама не отплыл из Португалии много лет назад, в Англию бы, возможно, не завозили индийские специи. Когда старик Ной собирал на свой ковчег каждой твари по паре, глупцы тоже смеялись и показывали на него пальцами. Глупцы сгинули во Всемирном потопе, а твари по-прежнему здесь. Вчера я познакомилась с человеком, который, несомненно, поймал бы для ковчега всех зверей, включая мерзких красных муравьев. Это вселяет в меня радость».
Мистер Рамзи сдержал свое слово. За полуденным ленчем в кают-компании капитан Лерой объявил, что для обеда будут поставлены столики прямо под мачтами и те, кто желает трапезничать именно там, могут подойти к нему и сказать об этом. Мистер Рамзи коротко улыбнулся Роуз и со значением кивнул капитану, как бы давая понять, что уж он-то обо всем договорился. И верно, Лерой выглядел подозрительно осведомленным.
Отец Джонсон после ленча заговорил с Роуз и, стесняясь, спросил ее, не хочет ли та пообедать с ним, однако она ответила, что приглашена. Иеремия бросил быстрый взгляд на мистера Рамзи, правильно определив соперника, и кротко вздохнул, видимо, решив поупражняться в одной из добродетелей – в смирении.
– Что ж, леди Шелдон, если вы передумаете…
– Я непременно дам вам знать, святой отец.
Оба прекрасно знали, что она не передумает.
Так и вышло, что Роуз и мистер Рамзи оказались за столиком, стоящим под мачтой, покрытым белой скатертью и сервированным виртуозно, словно дело происходило не на пароходе, усердно пыхтящем в сторону Гибралтара, а на лужайке какого-нибудь герцога. Сияло столовое серебро, в котором отражались желтовато-белые бока парусов и вытянутые лица собеседников; накрахмаленные салфетки сделали бы честь любому аристократическому дому. Роуз не знала, как капитану Лерою удалось этого добиться, но все было на высоте.
Обед тоже оказался выше всяких похвал: приготовленная в розмарине лопатка ягненка, мягкий сыр, оливки и даже настоящий английский пудинг. И это было еще не все. Роуз только головой качала, глядя, как перед нею возникают различные блюда.
– Я и не думала, что плыву прямо в раю.
– В гастрономическом раю, вы хотели сказать, – отметил мистер Рамзи, отправляя в рот кусочек паштета. – Пожалуй, тут я с вами соглашусь. А вам нравится, миссис Браун?
Компаньонка Роуз сидела с ними за столом и была этим чрезвычайно польщена, хотя, как правило, от подобной чести отказывалась, не считая себя равной титулованным господам. Все-таки миссис Браун была не дворянского сословия, а значит, ограничена в правах, и она не любила попадать в ситуации, когда ей могли напомнить о данном ограничении. Миссис Браун являлась женщиной замкнутой и при этом весьма и весьма разумной. Мистер Рамзи ей, по всей видимости, понравился чрезвычайно, так как во время трапезы почтенная женщина даже произнесла несколько фраз и три раза (Роуз считала!) улыбнулась.
– Это прекрасный обед, сэр, – степенно ответила миссис Браун. – Достойный.
Мистер Рамзи усмехнулся. Улыбка у него была очень обаятельная, Роуз сама на это попалась. Она думала о том, что ей снова повезло со спутником. Ухаживание мистера Рамзи, проявившего интерес к молодой вдове, не было навязчивым и не предполагало продолжения. Во всяком случае, Роуз не видела этой возможности, да, пожалуй, и не размышляла о ней всерьез. Мистер Рамзи казался ей немного не ее круга.
Не то чтобы Роуз сильно уважала этот самый круг. Ее семья никогда не считалась значительной в высшем свете; проще говоря, о ней мало кто знал. Эмму еще помнили, а следующее поколение не сотворило ничего выдающегося, чтобы эти поступки припоминали много лет спустя. Это каждый чих герцогов обсуждается за пятичасовым чаем, каждый шаг баснословно богатых холостяков прослежен кумушками, пытающимися пристроить дочек в хорошие руки. Правда, история с наследованием титула графа Дарема вызовет разговоры.
Мистер Рамзи поинтересовался невзначай:
– Вы направляетесь к кузену погостить или вас ведет какое-то дело?
– Дело, – вздохнула Роуз. – Мы с Александром никогда не были близки. По правде говоря, я его совсем не знаю.
– С моей стороны было бы бестактно спрашивать, что же это за дело.
Но Роуз видела, что ему любопытно. В этом любопытстве не прослеживалось ничего странного: молодая женщина едет одна в Каир к родственнику, которого даже описать толком не может. Переглянувшись с миссис Браун, Роуз решилась сказать правду – все равно ведь это уже знают в Лондоне, так какой тут секрет?
– Он унаследовал титул, и мне надлежит сообщить Александру сию неприятную новость.
– Неприятную? Разве наследование титула может быть неприятным?
Голос его показался Роуз излишне жестким, и она удивленно приподняла брови. Мистер Рамзи хмурился. Возможно, у него имелись свои причины так говорить, например банальная зависть. Некоторые люди из нетитулованного дворянства воспринимают тему титулов крайне болезненно.
– Для Александра – вполне. Он никогда не желал жить в Англии. – В конце концов, кузен заявлял об этом во всеуслышание, так что данный факт тоже не секрет. – А ему теперь придется там бывать, потому что к титулу, естественно, прилагается наследство, пусть не очень большое, но требующее управления, и должность в палате пэров. Моему кузену, как уверяет бабушка, это не понравится совершенно. Александр привык сам собою распоряжаться, и от него никто ничего не требовал. Никогда.
