Расширение пределов человеческих возможностей, радость от преодоления чрезмерных нагрузок, тесная связь с природой – эти мотивы гималайского альпинизма сохраняют свою ценность и до сих пор. И по-прежнему остается актуальным этический вопрос использования местных жителей, непременных участников любой опасной для жизни экспедиции. Дело в том, что для них это желанный источник заработка.
Спустя два года, в марте 1924, из Дарджилинга через тропический лес Сиккима двинулась новая эверестская экспедиция. Худощавый, похожий на мальчика Мэллори снова здесь, в третий раз. Брус и Нортон руководили экспедицией, как военной операцией. Была выстроена цепь лагерей, но на этот раз люди были захвачены врасплох холодами, доходящими до 30°, и мощными снегопадами, и это в мае – самом «экспедиционном» месяце в Гималаях. Команды дважды вынуждены были отступать из всех высотных лагерей и спускаться в базовый лагерь. Спуск в снежную бурю и в условиях лавинной опасности стоил жизни двум носильщикам. Когда в последние дни мая наступила, наконец, хорошая погода, экспедиция была ослаблена. Несмотря на это альпинисты еще раз поднялись во все высотные лагеря вплоть до самого верхнего – на Северном седле. Преодоление ледового камина на стене Чанг Ла было блестящим достижением тогдашнего ледолазания. Удалось даже установить штурмовой лагерь на высоте 8145 метров. До этого большинство специалистов по высотной физиологии считало это невозможным.
4 июня при идеальной погоде Нортон и Сомервелл вышли на штурм вершины. У Сомервелла начался мучительный высотный кашель. Приступы удушья вынудили его отказаться от дальнейшего подъема. Нортон один пошел дальше и дошел без кислородной маски до высоты 8572 метра – рекорд, который оставался непревзойденным более 50 лет. После этого он повернул назад. Экспедиция отказалась от дальнейшего подъема.
Джорджа Лея Мэллори я любил еще в 60-е годы, в те времена, когда я проходил труднейшие маршруты своей альпинистской карьеры. Я любил его, как и англичанина Альберта Фредерика Маммери – пионера Нангапарбата, за страстные выступления против применения искусственного кислорода. В те времена, когда индустриализация альпинизма лишь начиналась и когда применение технических средств в общем расценивалось как прогресс, оба они были против того, что мы сегодня признаем «честными средствами».
Среди ледяных башен ледника Восточный Ронгбук
Они уже тогда понимали, что с применением технических приспособлений мы в чем-то существенном обкрадываем себя. Позже таким же образцом стал для меня Пауль Пройс, осуждавший применение скальных крючьев. Для меня, как и для этих людей, альпинизм – это лазание собственными силами. Мы живем в технизированном мире. На нашей планете мало осталось свободного пространства, где можно забыть индустриальное общество и беспрепятственно испробовать свои силы и способности. Каждый из нас тоскует по первобытному образу жизни, при котором можно вступить в единоборство с силами природы и познать при этом самих себя. Вот почему я за чистое отношение: человек – гора. И не хочу портить мое единство с горой техническими средствами. Живя в мире бетонных пустынь, в мире разобщенности, шизофренически остроумной управленческой или технической компьютеризации, я нуждаюсь в таком противовесе, как гора.
Кто не понимает моего отчаяния, кто осуждает мою философию «собственных средств» – пусть совершит путешествие в базовый лагерь под Эверестом на ледопаде Кхумбу. Там он увидит мусорную кучу длиной с километр, которую оставили после себя передовые альпинисты Запада со своей чертовой техникой. И тогда он поймет меня.
Подъем по камину на стене Чанг Ла (1924)
Следующей попытке суждено было окончиться трагедией. Штурмовая связка Мэллори – Ирвин не вернулась. Об их трагическом исчезновении написаны горы литературы. При этом все время обсуждается вопрос, достигли они вершины или нет.
Надеясь вскорости увидеть Эверест с севера, я начал систематизировать все, что знал об этой истории. Я поймал себя на мысли, что мне хочется верить, что Мэллори и Ирвин сорвались на спуске с вершины, а не замерзли, поднимаясь на нее. Мне очень хотелось так думать, хотя сам Мэллори написал после одной из попыток:
«Успех... Это слово здесь совершенно ничего не значит...»
Утром 6 июня 1924 года Мэллори и Ирвин начали подъем с Северного седла. У каждого был рюкзак весом около 12 килограммов. Была прекрасная погода. Они быстро дошли до лагеря V. Там Мэллори записал в дневнике:
«Здесь наверху ни малейшего ветра, похоже, что у нас есть шансы».
На следующий день они дошли до лагеря VI. Оделл и шерпа Ньима в это время поднялись в лагерь V. 8 июня Мэллори и Ирвин вышли из лагеря VI для решающего броска на вершину. Оделл один поднялся в лагерь VI. Около полудня он увидел две крошечные фигурки высоко вверху на острие гребня.
«Туман вдруг рассеялся надо мной, вершина очистилась. На снежном пятачке под предпоследней ступенью перед вершинной пирамидой я обнаружил черную точку, которая приближалась к скальному уступу. За первой двигалась вторая точка. Первая начала проходить крутой участок. В то время как я стоял и пристально вглядывался в них, все опять, к сожалению, закрылось туманом».
Оделла удивило, что Мэллори и Ирвин к 12.50 находились еще так низко. Однако он не мог точно сказать, на первой или на второй ступени он их видел. Мэллори предполагал быть у второй ступени не позднее 8 часов. Вторая ступень находится у подножия вершинной пирамиды и является началом короткого, покрытого фирном ключевого участка северо-восточного гребня. Оделл также не мог точно сказать, мог ли второй по связке догнать первого.
Сообщение Оделла является одним из ключей к тайне исчезновения этой двойки. Оно не удовлетворяет меня. Где же истина? Оделл спустился в нижний лагерь, чтобы освободить место в верхнем на тот случай, если Мэллори и Ирвин все же вернутся. Сквозь летящие клочья облаков ловил он блики на гребне, увидел огненный закат солнца – и больше ничего. К ночи мощные порывы ветра грозили сорвать палатку. Нечего было ждать, что Мэллори и Ирвин вернутся рано. Путь до вершины долог. Кто знает, где их настигла темнота: на пути к вершине или при спуске. Медленно тянулась ночь. В нижних лагерях все напряженно всматривались в склон, надеясь увидеть какие-нибудь признаки восходителей. Слабый лунный свет, отражающийся от снежной поверхности вершины, мешал увидеть световой сигнал, даже если он и был. К тому же никто не знал, были ли у них с собой лампы или факелы. Твердо известно лишь то, что средства сигнализации были в последнем лагере: много лет спустя альпинисты нашли их остатки среди разбросанного имущества этого лагеря.
