«Будущим группам можно рекомендовать исключить из своих планов путь Мэллори».
Специалистов, которые до этого момента верили в успех Мэллори, стало меньше.
В 1933 году товарищи Раттледжа Хэррис и Уэйджер нашли левее и ниже первой ступени на высоте около 8450 метров итальянский ледоруб, который мог принадлежать лишь Мэллори или Ирвину. Не исключено, что Ирвин, более слабый, спускался один, поскользнулся на наклонных плитах и сорвался. А Мэллори? Дошел ли он до вершины? Может быть, мне слишком хочется видеть в Мэллори героя. Меня занимает теперь не только тайна гибели Мэллори и Ирвина. Меня волнует их бесстрашие и вообще отношение к альпинизму:
«Одержали мы победу над врагом?
Его не было вне нас.
Достигли мы успеха?
Это слово не значит ничего.
Завоевали мы королевство?
И нет, и да...»
Только в 1953 году, в девятой, блестяще организованной экспедиции на Эверест со стороны Непала, англичане, наконец, покорили вершину. Эдмунд Хиллари и шерпа Тенцинг Норгей не только стояли на вершине высочайшей горы, но и вернулись живыми.
Эверест был покорен в 1953 году, это факт. Но неясен ответ на следующий вопрос: были ли Хиллари и Тенцинг действительно первыми на вершине. Сомнение остается, хотя Хиллари не обнаружил следов предыдущего восхождения.
В своем гостиничном номере в Катманду я читаю в одной старой книге про Эверест:
«На больших высотах ощущается отсутствие ясности мысли.
Хотя затуманенному сознанию трудно распознать собственную затуманенность, тем не менее я не исключаю, что восходители на Эверест попытаются когда-нибудь идти задом наперед или делать другие нелепые вещи. В разреженном воздухе не только тяжело четко мыслить, но исключительно тяжело преодолеть желание ничего не делать. Слабость воли, обусловленная кислородным голоданием, причина того, что удача не всегда сопутствует нам».
Я подумал о Быке, как он во время камнепада на Ама Дабланге прижался к стене и смотрел вверх. В его взгляде не было никакого тумана, наоборот. Он стоял с сосредоточенным видом и казался мне более разумным, чем когда бы то ни было. Его реакции быстры, как у хищного зверя.
Я со смехом отложил книгу и посмотрел на ручные часы – семь часов. Отдаюсь приятной усталости. Довольный тем, что могу еще полежать в постели, перекатываюсь на спину, кладу руки под голову и думаю. Теперь, когда я вернулся с гор, меня начинают одолевать новые заботы.
Первая – моя работа в бюро. Вторая – план одиночного восхождения на Эверест. Меня ждет масса писем и много других дел. После возвращения я часто оказываюсь перед таким обилием обязанностей, что не видится никакой возможности их выполнить. Кое в чем мне изредка помогают случайные люди, но тем не менее работа обычно растягивается на недели.
С другой стороны, меня все время мучит мысль о моем одиночном восхождении. Я весь поглощен мыслью во что бы то ни стало попытать счастья в 1980 году.
Во время завтрака за мой столик сел один немецкий турист. Примерно сорока лет с небольшим, среднего роста, тучноватый. Из тех людей, которые никогда ни на одну гору не поднимались, но инстинктивно настроены против тех, кто путешествует не так добропорядочно, как они. Мы разговорились.
«Почему вы ездите именно в Гималаи?»
«Вероятно, потому, что Гималаи существуют».
«Я видел вас в фильме об экспедиции на К-2. Подъемы и подъемы. Шаг за шагом вверх. Вдох. Выдох. Все время одно и то же. Взвалить на плечи тяжесть и, стеная от усталости, все идти и идти вверх, рискуя свалиться. И, по-видимому, большую часть вашего писательского гонорара отдаете на альпинизм. На это бессмысленное занятие».
Я не ответил.
«И родителей мне ваших жаль. Они вас учили, а теперь вынуждены смотреть, как их сын только и делает, что лазит по горам. К тому же вы еще и разведены. Не так ли?»
«Это нравоучение?» – спрашиваю я.
«Нет, я хочу вам помочь. Посмотрите на вашу жизнь. Все выше и выше, все дальше от людей. Никто не может вас понять. К чему все это приведет?»
Спешу закончить завтрак. Этот человек чувствует себя гораздо уютнее в суете толпы, где можно забыть о своей изолированности. Как объяснишь ему очарование высотного альпинизма? Как вообще человек, ценящий благополучие и чувство безопасности, может понять, что я только тогда ощущаю себя полноценным, когда мне удается через лишения и крайнее напряжение сил подойти к границе возможной для человека нагрузки? И что я пытаюсь эту границу отодвинуть? Или то, что свое одиночество я переношу лучше, когда нахожусь вдали от других людей?
Вечером мы с Быком встретились в старом городе, чтобы пойти поесть. Вот с кем можно говорить на любую тему.
Пока ждали заказанное мясо, вошла Йена, американка. Мы с ней встречались на тропе при спуске в Тьянгбоче, а до этого в нашем базовом лагере под Ама Даблангом, когда мы спустили туда с Западной стены Петера Хиллари и его новозеландского партнера. Теперь она уезжает в Канаду, чтобы искать там работу. Внезапно мне приходит в голову пригласить ее в качестве ассистентки в мое турне по Европе. Тут же обращаюсь к ней с этим предложением. Объясняю суть работы, и точно так же внезапно она соглашается. Нена так описала нашу встречу в своем дневнике:
«Я была подавлена разрывом с Петером Хиллари и более чем когда-либо готова изменить свою жизнь. Нужно было снова жить, смеяться. 7 ноября 1979 года я попрощалась с Петером на аэродроме в Катманду. Для меня это было окончательное расставание, от наших отношений почти ничего не осталось. Когда я обдумала все, что произошло, я поняла, что печальный инцидент на Ама Дабланге в то же время сослужил ему большую службу в познании самого себя. А в этом он нуждается гораздо больше, чем во мне. Когда самолет оторвался от земли, я ощутила боль и счастье снова жить и любить.
Вечером я говорю «good bye» моим подругам Мерв и Ариан, с которыми неделю уже живу в «Гималайском обществе». У меня нет никаких определенных планов. Я иду в город. Кто знает, может быть, найду что-нибудь, что перевернет мою жизнь.
Вид на вершинную пирамиду Эвереста с юга
В 19 часов подхожу к простой харчевне. Она полна, ни одного свободного места. Собираюсь повернуться и выйти, и тут замечаю пару направленных на меня глаз. Человек дружелюбно улыбается, и я внезапно ощущаю то же чувство, что и тогда, в базовом лагере под Ама Даблангом. Помню, я тогда подумала: «Сколько сил и энергии заключено в этом человеке». Он спас моих друзей, когда положение было уже безнадежным. Тогда я подошла к нему, поцеловала, он обнял меня. И вот теперь снова встретились. Он говорит: «Иди, садись, поужинай с нами». С ним Бык и две канадки. Я не успеваю сказать обычные слова приветствия, как он уже освободил место рядом с собой. Да я и не могла бы отказаться, непреодолимая сила влекла меня к этому человеку. Мы проговорили далеко за полночь. Я рассказала, что возвращаюсь в Канаду, чтобы найти себе работу на зиму. Райнхольд вместо этого предложил поехать в Европу и сопровождать его в деловом турне. Лихорадочно думаю. Взвешиваю положительные и отрицательные моменты. Мне нечего терять, я решаю ехать. Не знаю, был ли Райнхольд шокирован моим быстрым решением, но мне кажется, что нет. Это совершенно свободный от комплексов человек. Я получила поцелуй в щечку, и мы расстались. В час ночи прихожу к себе. Сижу, сбитая с толку, взволнованная. Хочется разбудить Ариан, рассказать ей о происшедшем. Но вместо этого ложусь в постель и, прежде чем заснуть, благодарю бога за то, что я пока еще принадлежу к типу людей, которые подчиняются своим порывам. Думаю о матери. Она так мечтала о приключениях. Но молодость ее пришлась на тяжелые времена. Еще ребенком она вынуждена была работать и кормить семью.
