Однако и на этом дружба вертолётчиков с геологами не закончилась. По просьбе сотрудников экспедиции пилоты организовали им охоту с летящего вертолёта. И только тогда, когда не вполне трезвые геологи во время охоты прострелили несколько колёс их машины, при этом, не попав ни в одного из замеченных сверху зверей, вертолётчики категорически отказались в будущем оказывать своим друзьям из экспедиции эту бесплатную услугу! Впрочем, отношения между ними эта охота всё же не смогла испортить, так как и те, и другие с уважением относились и друг к другу, и к профессиям своих друзей.
Встречала нас вся экспедиция во главе с начальником – Борисом Константиновичем. Люди находились здесь уже около месяца. Жили все вместе на базе, занимаясь приготовлением и ремонтом полевого снаряжения: лодок, моторов к ним, бурового оборудования и тому подобного. В тайгу выходили редко, в здешних местах работали не первый сезон и успели досконально изучить Ошарово и близлежащие окрестности. Появление новых людей стало важным событием в жизни экспедиции. Пропустить такое развлечение не мог себе позволить никто.
Мы, вновь прибывшие геологи, выходили из вертолёта по одному под изучающими взглядами нашего нового коллектива, как космонавты после возвращения на Землю. Правда, аплодисментов и восторженных возгласов не было, на руках нас не качали и наград не выдавали. Но внимания было уделено не меньше, если не больше, чем признанным знаменитостям.
Мы с Таней и Денисом и, естественно, Лена поступали в третий полевой отряд под руководство Лениного мужа – Коли Проскурина. Коля был невысокого роста, худощавым, светловолосым и голубоглазым молодым человеком двадцати пяти лет. У него было немного удлинённое лицо. Он был живым, подвижным, про таких людей говорят – «с иголкой в мягком месте». Усидеть на месте несколько минут было для него маловыполнимым условием. Из-за излишней порывистости и эмоциональности он был только исполняющим обязанности начальника отряда. Коля и два других начальника отряда – Саша Гагарин и Миша Плетнёв, были выпускниками геологического факультета МГУ одного года выпуска.
Полной противоположностью Николаю был Саша Гагарин. Высокий упитанный краснощёкий красавец-мужчина с серыми глазами, с усами, короткой чёрной бородой и бакенбардами, он очень значительно и эффектно смотрелся в тайге. С придерживаемой одной рукой двустволкой на плече наперевес, в спущенных до колена болотниках, противоэнцефалитном костюме с курткой навыпуск – он прекрасно вписывался в таёжный пейзаж. Саша широкой и тяжёлой поступью шагал по тайге размашисто, по-хозяйски. Трещали ветки под его ногами, дрожала земля. Вся копытная, лапоходящая и крылатая живность, конечно, разбегалась и разлеталась задолго до его появления в пределах видимости, предупреждённая о приближении врага шумным продвижением Саши по тайге. Однако это его нисколько не смущало, и передвигаться тише и незаметнее Гагарин и не пытался. Собственный эффектный вид интересовал его гораздо больше, чем все эти хвостатые и крылатые обитатели тайги. Здоровье и энергия прямо-таки прыскали с его щёк. Добавим сюда широкую белозубую улыбку, заразительный смех, горделиво развёрнутые широкие плечи, и получим почти законченный Сашин портрет! В тайге он гораздо больше был на своём месте, чем в Москве, и сам чувствовал это.
Замужняя одногруппница Таня, прилетевшая вместе со мной, была сражена его бывалым таёжным внешним видом. Между ними завязался бурный полевой роман, продолжавшийся в течение всего сезона. В экспедиции до самого её завершения шли разговоры о Танином разводе с мужем и выходе замуж за Сашу. Сами влюблённые пришли к такому же выводу и договаривались о свадьбе, о том, где они будут жить и прочих житейских мелочах.
Миша Плетнёв был среднего роста и комплекции. Он был немного старше Саши и Коли, так как поступил в университет после службы в армии. Его отличительными чертами были маленькие, недоверчиво сверлящие собеседника карие глаза и рыжие волосы. Он был занозистым, малоприятным в общении человеком, постоянно попадавшим в неприятные истории. Во время первой экспедиции на Подкаменную Тунгуску с ним произошёл несчастный случай.
Мишу попросили «плеснуть бензина» в потухающий костёр, не рассказав, как это нужно сделать. Он и «плеснул» прямо из полупустой двадцатилитровой канистры, наполненной бензиновыми парами. Канистра взорвалась со звуком и эффектом фугасного заряда. Головёшки костра, треногу и напиленные обрубки брёвен, служившие стульями для геологов отряда, разметало вокруг на разные расстояния. Мишу облило горящим бензином, быстро потушить который не удалось. Хорошо ещё, что не оторвало руку, которой он держал это самодельное взрывное устройство! Почти треть поверхности тела Плетнёва глубоко обгорела: вся кожа и верхняя часть мышц. Начальнику экспедиции пришлось срочно вызывать вертолёт. Это было очень дорого, а деньги за этот срочный незапланированный вызов вычли из хозрасчётного бюджета экспедиции, что напрямую сказалось на оплате сотрудников за тот сезон. Кроме того, начальника экспедиции долго таскали по разным контролирующим организациям для дачи объяснений и оправданий. Только героическое военное прошлое – участие в боях на «Малой земле» под Новороссийском – помогло Борису Константиновичу сохранить занимаемую должность. Да и то с предупреждением – до первого повторения чего-нибудь подобного.
Благодаря молодости и здоровью Миша выжил, но на его теле остались страшные уродливые шрамы и рубцы. Купаться он отходил в сторону от людей. Эта история сделала его ещё более сварливым, хотя и без того общаться с ним никто не стремился. Друзей у Миши в экспедиции не было, да и не могло быть, но свои обязанности начальника отряда он выполнял добросовестно, поэтому, несмотря на это серьёзное происшествие, его всё-таки утвердили в занимаемой должности.
Коля, Саша и Миша вместе устроились на работу в эту экспедицию, и приехали на Подкаменную Тунгуску уже в третий раз. Гагарина и Плетнёва руководство института утвердило в должности начальника отряда, а Проскурин оставался только – исполняющим обязанности. Коля, как большинство невысоких мужчин, был болезненно самолюбивым человеком, и тяжело переживал создавшееся положение. Он изо всех сил старался доказать руководству, что не хуже своих товарищей и тоже достоин утверждения в фактически занимаемой должности. Однако такое решение руководства института добавило неуверенности и нервозности в его руководящую деятельность, и вопрос со снятием приставки «и/о», продолжал оставаться открытым. Он мог вспыхнуть по любому, зачастую незначительному поводу, срывался с внутренних тормозов и запросто мог наговорить кому угодно (включая начальство всех уровней) и чего угодно (правда, без мата и личных оскорблений). Эти особенности его характера: вспыльчивость, несдержанность и некоторая грубость, – никак не способствовали снятию надоевшей приставки «и/о».
