Бедуины Аравии, рассказывает Луи дю Куре, обрушивались на лагерь соперника или врага неожиданно. Как правило, на рассвете. И уходили до того, как те, кто подвергался нападению, успевали выбраться из заваленных на них шатров и взяться за оружие. Хадраматиты, в отличие от бедуинов, набегов не совершали. Если же вступали в бой с бросавшим им вызов противником, то дрались до тех пор, пока не уничтожали его полностью, руководствуясь правилом предков, гласящим, что «дерущийся должен победить или умереть». Поверженных в бою воинов, чтобы продать их в рабство, в плен не брали. Но тут же, на месте, обезглавливали, дабы имя воина, сражавшегося, но побежденного, оставалось в памяти его потомков «не испачканным позором поражения» (56).
Еще одной характерной чертой хадраматитов, отличавшей их от других арабов Аравии, было отсутствие у них такого понятия, как пожизненное, «с рождения и до смерти», привилегированное положение человека в племени лишь в силу его принадлежности к тому или иному знатному знатному семейно-родовому клану, из которого издревле избирали шейхов. Знатность у хадраматитов, как и у других арабов Аравии, наследовалась, переходила от отца к сыну. Но вот сохранялась за ними, в отличие от других племен, только до тех пор, пока «сын следовал примеру отца». Иными словами, походил на ушедшего из жизни шейха-предка, то есть проявлял себя воином доблестным и отважным, а человеком — отзывчивым, честным и щедрым.
Соплеменник, оказывавшийся в беде, забвению у хадраматитов не предавался. Один на один с наваливавшимися на него невзгодами не оставался, и забытый всеми не умирал. Если кто-либо из хадраматитов попадал в нужду, то его более удачливые соседи помогали ему, чем могли — одеждой и продуктами. Огороды и сады хадраматитов для нуждавшегося соплеменника считались «открытыми», днем и ночью. Он мог свободно посещать их и есть там все, и сколько захочет. Но вот брать что-либо с собой, на вынос, строжайше запрещалось. Бытовало еще одно интересное правило: косточки съеденных фиников надлежало оставлять под деревом, «накормившим» человека.
В трудные, неурожайные годы хлеб и финики для неимущих людей хадраматиты выставляли у порогов своих домов, а вот приготовленную на огне пищу приносили в специально отведенные для этого места при мечетях. Существовал обычай, по которому неимущие во время войн обязаны были с оружием в руках защищать дома тех людей, кто «спасал их от нужды», «проявлял человечность», кормил и одевал в мирное время (57).
Бедность хадраматиты воспринимали как «временную невзгоду», которая могла подстеречь всякого из них; и принимали ее как «печальную данность судьбы». Человек обездоленный, без крыши над головой, презираем и гоним никем не был. Напротив, встречал со стороны соплеменников сострадание и готовность прийти на помощь. Отзывчивость по отношению к бедным и обездоленным, не на словах, а на деле, считалась у хадраматитов проявлением одного из высших достоинств человека, делом богоугодным.
Обыденные нарушения установленных норм и правил жизни, драки на рынках, к примеру, наказывались у хадраматитов наложением штрафов: от одной до ста серебряных монет. Лиц же, замешанных в грабежах и убийствах, что случалось крайне редко, предавали смерти — обезглавливали или четвертовали. Мелких воришек, пойманных на кражах продуктов на рынках, сначала штрафовали (на десять монет), а затем выставляли на пару дней в «местах позора». Располагались они на центральных площадях. И всякий горожанин, проходивший мимо, имел право оплевать вора. Грабителя, залезавшего в дом, штрафовали и нещадно пороли. Притом прилюдно. Порке подвергали не только в целях наказания, но и для того, чтобы «изгнать шайтана» из тела провинившегося человека, проникшего, дескать, в него и побуждавшего на дела недостойные, поступки мерзкие и грязные. Мужчину, переспавшего с чужой женой, и женщину, уличенную в адюльтере, от племени отлучали. Дом такого мужчины сравнивали с землей. Имущество изымали и передавали на нужды общины. Затем, провезя «с позором» по улицам города, то есть со связанными руками, лицом к хвосту ослика, выставляли за стены города, навечно.
Была у хадраматитов, как в свое время и у карматов, захвативших в 930 г. Мекку и «пленивших» Черный камень Каабы, обязательная воинская повинность (начиная с 15 лет). Уклонение от нее каралось штрафом — в сто монет. В каждом населенном пункте, будь то в городе или деревне, формировались группы молодых людей, численностью от 25 до 100 человек. В свободное от работы время их обучали военному делу: навыкам рукопашного боя, владению мечом и кинжалом, стрельбе из лука и ружья. В течение срока исполнения воинской повинности они обязаны были находиться «под рукой», то есть в зоне доступности, днем и ночью. И по первому сигналу стражников на сторожевых башнях оперативно собираться в установленных местах, чтобы дать отпор подошедшему к городу неприятелю и позволить горожанам предпринять необходимые для обороны меры (58).
В отличие от других земель Оманского побережья, жители Хадрамаута находились в более тесных торговых сношениях не с Индией и Африкой, а с Явой и Суматрой. Проживавшие там большие и влиятельные коммуны хадраматитов пользовались в конце XIX века таким же, пожалуй, влиянием и авторитетом, как и маскатцы на ЮгоВосточном побережье Африки.
Одной из отличительных особенностей дворцов правителей Хадрамаута и домов простых жителей этого края Луи дю Куре называл массивные деревянные двери с вырезанными на них стихами из Корана. Замки, запиравшие их, и ключи к ним тоже мастерили из дерева. Красивыми деревянными решетками «занавешивали» окна и балконы домов.
В 1843 г. Хадрамаут обстоятельно исследовал Адольф фон Вреде, баварский барон. Из Адена на самбуке (вид местного парусника) он добрался до одного из небольших портов на восточном побережье. Оттуда попытался, было, попасть на могилу пророка Худа, которого, как уже говорилось в этой книге, Господь посылал к ’адитам, «арабам первородным», дабы наставить их на путь истинный. Когда до заветной цели оставалось всего несколько часов пути, путешественник напоролся на бедуинов, заставивших его вернуться назад. По суше фон Вреде прошел вдоль побережья Эш-Шамал (ОАЭ). Побывал в землях крупного племенного объединения бану йас, то есть на территории нынешнего эмирата Абу Даби (ОАЭ). По пути в Аден, в городке Сиф, что на побережье Омана, будучи заподозренным в шпионаже, чуть не лишился жизни. Оказался в тюрьме. Смог выбраться; за деньги, конечно. Путевые заметки, изъятые у него при обыске, бесследно исчезли. Чудом удалось сохранить, спрятав на теле, список химйаритских царей, полученный от одного из «просвещенных местных шейхов», а также надписи, сделанные им «с одной из царских гробниц». Возвратившись в Аден, фон Вреде составил обстоятельную записку о своем путешествии по Южной Аравии. Столкнувшись в порту Адена с неким господином Хайнсом, капитаном судна «Palinurus», попросил его передать все эти материалы в лондонское Королевское Географическое Общество. Что тот и сделал. Более того, лично выступил с докладом на заседании этого общества от имени фон Вреде, чем и прославился. Сам же фон Вреде, завербовавшись в турецкую армию, побывал с ней в Асире и в Джидде. Затем перебрался в Константинополь, где и умер — в бедности, на больничной койке.
Первым из европейцев Вреде описал, к слову, белые «песчаные топи» Большого Нефуда — самые вязкие и непроходимые места в этой пустыне. Бедуины Аравии величали их «царством духов-хранителей пустыни», местом для всего живого — «запретном», и для людей, и для животных. Одна из таких «топей» — Море Сафи. Легенда гласит, что жил когда-то царь Сафи, воинственный и отважный. И задумал он пройти великую аравийскую пустыню, и неожиданно напасть на врагов оттуда, откуда его никто не ждал — со стороны «песчаных топей». Но как только ступил он во владения духов и потревожил их, белые пески тотчас разверзлись и заволокли в недра свои и его самого, а с ним и все войско.
Кстати, упомянутое выше судно «Palinurus» довольно часто фигурирует на страницах рассказов исследователей-портретистов Южной Аравии. В 1834 г. оно побывало у берегов Омана с миссией сбора сведений о землях, подконтрольных султану Маската, и обитавших в них племенах. Занимался этими вопросами лейтенант Дж. Уэлстед, оставивший заметный след в истории научных исследований Омана. Некоторое время он прожил с бедуинами племени абу ’али, возле города Сур. Побывал в оазисе Бурайми, где располагался в то время форпост ваххабитов в Омане. Исследовал и описал Хисн эль-Гураб (Воронье гнездо), крупный некогда торговый центр Оманского побережья. В 1835 г. в одном из городов Омана столкнулся на улице с лейтенантом Уайтлоком, еще одной яркой личностью из списка исследователей земель Южной Аравии, занимавшимся в Омане изучением арабского языка, а также обычаев и традиций южноаравийцев.
