Вооруженное выступление против Клейста и его сообщников Кочнев наметил на субботу после полуночи. Иван Лукьянович ждал ухода из бухты двух торговых американских шхун, которые почему-то задерживались здесь уже третий день. На корме одного из «купцов», забросанная брезентами, виднелась пушка.
В пятницу в Строгую пришел Тымкар и направился в ярангу Элетегина.
— Тымкар?! К радости я тебя имею! Заходи, заходи! Большие новости есть у нас! — сказал Элетегин и осекся, вспомнив предупреждение Кочнева. — Где так долго был?
Почти до самого вечера беседовали давние друзья. Тымкар рассказывал о своем изгнании из Уэнома, об Амвросии, Кочаке, о жизни на острове, про американский берег.
— Говорят, Гырголь убил твоего отца?
— Откуда знаешь? — Элетегин сжал кулаки, вскочил на ноги, хотел что-то сказать, передумал, снова сел.
— Ван-Лукьян здесь? — спросил Тымкар.
— Ты знаешь его, Тымкар?
— Я хочу стать его помощником, — твердо заявил уэномец.
— Тымкар! К радости тебя мы имеем! Я побегу к Ван-Лукьяну, — Элетегин выскочил из полога.
— Ван-Лукьян, Ван-Лукьян! Пришел Тымкар из Уэнома. Он хочет стать твоим помощником!
— Тымкар? — переспросил Кочнев, и тут же глаза его засветились радостью. — Где он? У тебя? Пойдем.
— Здравствуй, Тымкар! — Иван Лукьянович протянул ему руку.
— Здравствуй, Ван-Лукьян!
— Ты очень кстати пришел. Я давно тебя ждал.
— Меня?
— Да. Я знал, что ты придешь, только не знал когда.
— Какомэй… Откуда знал? — Тымкар удивленно смотрел на Кочнева.
— Все люди, которые не хотят жить по-старому, придут ко мне, и мы…
— Верно, Ван-Лукьян, верно! Я не могу больше по-старому! В жизни многое изменилось. Скажи, что мне делать с Кочаком? Как помочь чукчам? Обманщик он! Точно горло мое схватил…
Элетегин отправил жену и детей к матери, В яранге остались только трое мужчин. Тымкар с благодарностью взглянул на своего друга. До полуночи рассказывал он Кочневу о своей жизни, о жизни чукчей, объяснял, почему он больше не может «по-старому».
Иван Лукьянович видел, что чувство протеста против действительности достигло у Тымкара (Предела. Он требовал действий. Кочнев рассказал ему о гибели членов первого ревкома, о плане ареста Клейста и установления новой, народной власти.
— Потом, — продолжал Иван Лукьянович, — мы доберемся и до Кочака, и до Гырголя, до всех, из-за кого страдают охотники и пастухи. Я беру тебя, Тымкар, в помощники. А сейчас пора спать.
Тымкар немного успокоился, но заснуть долго не мог. Не опал и Кочнев. Приход Тымкара, который еще недавно, на острове, казался пассивным, взволновал и обрадовал Ивана Лукьяновича.
— Ты почему, Ваня, так возбужден? — спросила Дина мужа.
— Динушка, родная, если бы ты знала! Передовые люди уже сами поднимаются на борьбу… Сегодня пришел чукча из дальнего поселения и заявил, что он хочет быть моим помощником.
Дина радовалась за мужа. «Умный, смелый, люблю».
Утром на рейде не оказалось ни одной шхуны. Кочнев начал готовиться к аресту клейстовского «правления», но попал под арест сам… Случилось это так.
Около полудня в бухту неожиданно вошел фрегат под американским флагом. Вскоре — пока происходила выгрузка оружия, небольшой радиостанции и катера — Роузен расхаживал по кабинету барона Клейста и торопливо говорил:
— Это мы одобряем, Вери-гуд! Отсюда вы нанесете смертельный удар Советам. Но полковник Сандберг все же недоволен вами. Вы не видите, что делается у вас под носом. Как же это: рядом враг — а вы не знаете?!
— Позвольте, дорогой Роузен, о чем вы говорите? — барон тоже поднялся и уставился на старого приятеля.
Роузен открыл записную книжку.
— Кочнев, — он сделал паузу, — Иван.
— Ссыльный?
— Большевик! — выкрикнул Роузен, сел на стул и, недовольный, отвернулся.
— Майн готт! — пробормотал Клейст.
Вызвав дежурного, он приказал немедленно схватить ссыльного.
— Мы в Штатах, я вижу, знаем лучше, что делается в вашей красной империи, — съязвил Роузен.
Клейст недоумевал. Откуда у них такие сведения?
— Большевик? — сразу набросился на Ивана Лукьяновича Роузен, когда его ввели колчаковские милиционеры, те самые, которые делали зимой обыск у Кочнева.
Иван Лукьянович всматривался в американца, ожидая новых вопросов. Но тот, как видно, кроме слова «большевик», приводившего его в ярость, по-русски не знал больше ничего.
— Откуда тебе известно, что происходит в Славянске? — задал вопрос Клейст.
Кочнев молчал. Он понял, что его предали, «Но какое отношение ко всему этому имеет американец?»
— Прикажите страже научить его разговаривать, — посоветовал барону Роузен.
И Клейст приказал…
* * *
Кочнев крепился.
Он думал о том, что Дина, конечно, догадается известить товарищей через чукчей о случившемся. Однако пока еще ни Дина, ни Элетегин, ни Тымкар, ни Устюгов — никто не знал об его аресте. Когда пришли за ним колчаковцы, Иван Лукьянович был дома один. Все свершилось так неожиданно и быстро, что он даже не успел взять шапку.
Дина гуляла с малышом у моря. Чукчи охотились. Устюгов вслух читал Наталье письмо от отца Савватия, Письмо передал какой-то матрос с фрегата.
Савватий писал:
«…Письмо ваше читали всем миром в храме, после обедни, в воскресный день.
Много было пролито слез. Расходились прихожане с глубокой скорбью во взорах. Видно, суждено и нам, и детям нашим, и внукам маяться здесь. Твои слова, что хлопотал ты о нас и в уездном управлении, и губернатору писал, но ничего не добился, думать нас побуждают, что забыл про нас царь. Ропот идет в народе.
Прослышали мы, что ноне и царя вроде бы уж нет в России. Верно ли то?
Дед твой, чадо, преставился в николин день, царствие ему небесное!
А мы по-прежнему терпим всякое гонение и притеснение от нонешних правителей Аляски».
Дальше описывались новости Михайловского редута. У кого родился сын, у кого дочь, кто помер, кто женился. В конце передавались поклоны от поселян. Только одни имена их заняли целый лист, И о каждом из перечисленных в письме было что вспомнить Василию и Наталье…
Уже вечерело, когда в ярангу Элетегина пришла Дина.
— Ваня не у вас?
— Нет.
— Куда же он делся? Сказал «буду дома», а сам куда-то исчез. — Дина ушла.
Вскоре вернулся Элетегин. Вслед за ним снова прибежала взволнованная Дина. Устюгов вышел помочь ей разыскать Кочнева и наткнулся на Роузена, возвращавшегося на фрегат.
Василий узнал бывшего директора компании. Устю гова обуяла жаркая злоба на своего разорителя. Но тот уже садился в шлюпку с военными моряками на веслах.
