К нижней части оболочек были прикреплены трубки, через которые должен был поступать водород.
День 17 апреля прошел в установке аппарата для добывания водорода. Он состоял из тридцати бочек, в которых происходило разложение воды с помощью железного лома и серной кислоты. Полученный водород, очистившись от примесей, поступал в большую, находящуюся в центре бочку, откуда и направлялся ро двум трубам в оболочку. Таким образом, каждая из оболочек наполнялась строго определенным количеством газа. Для этой операции потребовалось тысяча восемьсот шестьдесят галлонов серной кислоты, шестнадцать тысяч пятьдесят фунтов железного лома и девятьсот шестьдесят шесть галлонов воды.
Наполнение оболочек газом началось около трех часов утра и длилось почти восемь часов. За час до полудня воздушный шар, одетый в сетку, грациозно покачивался над своей корзиной, удерживаемый большим количеством мешков с землей. С особой тщательностью был установлен аппарат для расширения газа и прилажены в цилиндрическом ящике нагрева трубки, сообщающиеся с обеими оболочками.
Якоря, веревки, инструменты, походные одеяла, тент, съестные припасы, оружие-все было размещено в корзине на заранее намеченных для этого местах. Вода запасена была еще в Занзибаре. Двести фунтов балласта в виде песка, помещавшегося в пятидесяти мешочках, также было уложено на дно корзины, так, чтобы он всегда был под рукой. К пяти часам вечера все эти приготовления были закончены. Пока шла работа, вдоль всего берега островка стояли часовые, а шлюпки с «Решительного» курсировали по проливу.
Туземцы проявляли свой гнев дикими криками, гримасами и кривлянием. Жрецы носились среди толпы, еще больше разжигая ее фанатизм. Некоторые из самых рьяных пытались было вплЯвь добраться до острова, но их легко отогнали.
Тут пущены были в ход заклинания и колдовство. «Вызыватели дождя», утверждавшие, что они повелевают тучами, стали призывать ураган и каменный ливень (так негры зовут град). Для этого они собрали листья со всевозможных деревьев и принялись кипятить их на медленном огне. В это же время с помощью длинной иглы, вонзенной в сердце, был убит баран.
Но, увы, небо по-прежнему было безоблачным… Ни баран, ни гримасы не помогли.
Неграм не оставалось ничего более, как устроить буйную оргию, напившись «зембо», этого жгучего ликера, приготовленного из кокосовых орехов, и «тогва» – чрезвычайно хмельного пива. И их песни, маломелодичные, но ритмичные, слышались всю ночь до рассвета.
Около шести часов вечера наши путешественники в последний раз сели за обеденный стол в кают-компании «Решительного» вместе с капитаном и офицерами. Кеннеди, к которому никто не обращался ни с какими вопросами, что-то про себя бормотал, не сводя глаз с доктора Фергюссона. Прощальный обед был невесел. Приближение минуты разлуки навевало на всех грустные размышления. Что сулила отважным путешественникам судьба? Будут ли они когда-нибудь снова среди друзей, у домашнего очага? А если почему-нибудь они не смогут пользоваться для передвижения своим шаром, что станется с ними среди диких племен, неведомых стран, в необъятных пустынях?
Все эти мысли, до сих пор только мелькавшие в головах присутствующих, теперь волновали их разыгравшееся воображение. Доктор Фергюссон, как всегда, хладнокровный и невозмутимый, тщетно старался рассеять подавленное настроение.
Опасаясь со стороны негров каких-нибудь враждебных выступлений против доктора Фергюссона и ею спутников, все трое остались ночевать на «Решительном». В шесть часов утра они покинули свои каюты и переправились на островок Кумбени.
Восточный ветер слегка покачивал воздушный шар. Вместо удерживавших его до сих пор мешков с землей были поставлены двадцать матросов. Командир Пеннет явился со своими офицерами присутствовать при торжественном старте.
Тут Кеннеди подошел к доктору и, взяв его за руку, проговорил:
– Итак, Самуэль, ты бесповоротно решил лететь?
– Бесповоротно решил, дорогой мой Дик.
– Но, не правда ли, я сделал все, чтобы этому помешать?
– Все!
– Тогда, значит, моя совесть чиста, и я отправляюсь с тобой.
– Я был в этом уверен, – ответил доктор, не скрывая, до чего он тронут.
Наступил момент последнего прощания. Капитан И офицеры горячо обняли и расцеловали своих бесстрашных друзей, в том числе, конечно, и славного Джо, гордого и сияющего. Каждому из присутствующих хотелось пожать руку доктору Фергюссону.
В девять часов утра трое аэронавтов заняли свои места в корзине воздушного шара. Доктор зажег горелку и полностью открыл кран, чтобы достигнуть наибольшей температуры. Через несколько минут шар, до этого времени державшийся на земле в полном равновесии, начал тянуть вверх. Матросы стали понемногу отпускать удерживающие его канаты. Корзина поднялась над землей футов на двадцать…
– Друзья мои! – закричал доктор, стоя с обнаженной головой между своими спутниками. – Дадим нашему воздушному шару имя, которое должно принести ему счастье. Назовем его «Викторией»[16]!
Прокатилось оглушительное «ура».
– Да Здравствует королева! Да здравствует Англия! К этому моменту подъемная сила воздушного шара еще больше Увеличилась. Фергюссон, Кеннеди и Джо послали своим друзьям последний привет.
– Отдавай! – скомандовал доктор.
«Виктория» быстро поднялась в воздух: И в этот момент на «Решительном» раздался салют из четырех его пушек…
Перелет через, пролив. – Мрима. – Разговор Кеннеди с Джо. – Предложение, сделанное Джо. – Рецепт хорошего кофе. – Узарамо. – Злосчастный Мээан. – Гора Дутуми. – Карта доктора. – Ночлег над сикомором.Воздух – был чист, ветер умерен, и «Виктория» поднялась почти вертикально на высоту тысячи пятисот футов, что было отмечено падением барометра почти на два дюйма[17].
На этой высоте быстрое воздушное течение понесло шар к юго-западу. Какая чудная картина развернулась перед глазами наших воздухоплавателей! Остров Занзибар был весь как на ладони. Расстилались зеленые поля всевозможных оттенков, кудрявились рощи и леса…
Жители острова казались какими-то насекомыми. Их крики мало-помалу замирали вдали, доносились только пушечные салюты…
– Как все это красиво! – воскликнул Джо, первый нарушив царившее молчание.
Но ему никто не ответил. Доктор был погружен в свои барометрические наблюдения и записывал некоторые подробности подъема. А Кеннеди глядел и не мог наглядеться на раскрывавшуюся перед ним картину.
