Рассказываю новому знакомому свой чистопрудненский триллер во всех подробностях. Костя-Хосе аккуратно берет мою руку и задумчиво произносит:
— Резаная, говоришь, рана… Ноет?
— Ноет, — признаюсь я.
— А можно я размотаю бинт и кое-чем обработаю рану?
— Можно, — соглашаюсь я, впрочем не очень уверенно. — Все равно мне нужно перед сном делать перевязку.
А сама думаю: кто его знает, чем он мне сейчас руку намажет? А вдруг обещанным Антоном кокаином?
Тем временем швейцар достает из кухонного шкафчика пузатую бутыль из толстого стекла зеленого цвета. Горлышко широкое, этикетки нет. Костя энергично трясет бутыль:
— Ноу-хау старика Пинейру, из амазонских трав и смолы одного чудесного дерева. Дезинфицирует и мигом затягивает любые раны! Он даже змеиные укусы этой штуковиной лечил. А у деревенских, у кого, случалось, крокодил отхватывал руку или ногу, культяпки разом рубцевались.
Упоминание крокодила и культяпки повергает меня в ступор:
— Ой, а хуже-то мне не будет? С непривычки-то?
А то одно дело амазонский абориген, а другое дело я! Вдруг у меня аллергический шок будет на эту траву?
— Завтра придешь мне спасибо говорить, белая леди! — загадочно улыбается Хосе. — В Амазонии места хотя и дикие, но именно поэтому они умеют народными средствами лечить любые напасти. Иногда даже смерть отводят! — Костя делает загадочное лицо. — А у тебя после этой мази и боль пройдет, и шрамик останется ма-а-а-ленький!
В полном молчании швейцар сосредоточенно снимает мой бинт и заливает рану густой черной жидкостью бутыли. Вязкая слизь растекается по моему запястью, заполняя рану и распространяя острый запах каких-то пряностей. Щиплет совсем немного, зато мне очень страшно. Я отворачиваюсь и тупо таращусь в телевизор, где миловидная бразильянка рассказывает какие-то футбольные новости. Затем ее симпатичное подвижное личико исчезает с экрана, сменяясь показом отрывков матча. Наконец Костя-Хосе заявляет:
— Готово, красавица! Завтра будешь как новая!
Я смотрю на свою левую руку — она аккуратно закутана в плотную белую марлю. Странно, но снаружи марля идеально, белоснежно и стерильно чиста! Интересно, как эта похожая на пахучую тину жидкая мазь не пропиталась через тонкую повязку?
— Ну, за твое здоровье! — Костя придвигает мне чашку с ароматным кофе и высокий бокал с чем-то зеленым.
— Для простоты я называю это мохито, но это коктейль моего собственного производства! Попробуй! Такого ты в жизни не пила, клянусь! — гордо поясняет Хосе. — Это напиток по рецепту того же Пинейру! Только он знал, как правильно настаивать кашасу на порошке из маниоки, тертых каштанах пара и на кассаве. А теперь вот и меня научил…
— На чем настаивать? — только и могу спросить я. От обилия новых слов и впечатлений я слегка теряюсь.
— Да не бойся, ничего сверхъестественного! — смеется Костя. — А то вон аж побледнела вся!
— Конечно! — обороняюсь я. — А то сначала на руку смолу какую-то налили, теперь вот в рот хотите налить какую-то… Как ее?
— Кассава — растение из семейства молочайных, каштаны пара растут в дельте Амазонки, а из маниоки бразильцы делают муку. Так что не трусь — ничего такого, чего нет в бразильском учебнике по ботанике! — хохочет Хосе.
«Мохито», изготовленный швейцаром-хохлом по рецепту амазонского знахаря, оказывается весьма вкусным и пьется легко. Только после второго бокала я понимаю, что жидкость сия весьма коварна! По всему моему телу распространяется дурманящая слабость, а голос Кости-Хосе начинает звучать завораживающе и убаюкивающе.
Надо отдать должное Косте, он честно развлекал меня историями своего великого переселения в Рио, пока я хоть немного не пришла в себя, чтобы суметь самостоятельно добраться до отеля. Швейцар сразу предупредил, что за отлучку с места службы ему грозит штраф и проводить подвыпившую даму он никак не сможет.
Я смирно сидела на диванчике, стараясь собрать мысли в кучу и быстрее протрезветь — что получалось у меня, надо признать, плохо… Но журналистка, она и в Бразилии журналистка! И я незаметно включила диктофон, который прописан в моей сумочке постоянно. Так что, несмотря на внезапно накрывшее меня опьянение амазонскими травами, мне удалось ничего не упустить из рассказа Хосе.
Мне показалось, что я провела в каптерке Кости-Хосе: не более часа, но когда, проснувшись на следующий день, стала слушать диктофонную запись, с ужасом поняла, что торчала у него часа три, не меньше! Вот оно, коварство диковинной бразильской растительности и особенного течения здешнего времени! В Рио не принято, как у нас, постоянно поглядывать на часы. Здесь время течет непринужденно, никуда не торопясь, и будто не налагает на местных жителей никаких обязательств.
Расшифровывая запись, я старалась сохранить именно тот «авторский» стиль, в котором вещал словоохотливый бывший киевлянин Костя, а ныне кариока Хосе. Надо признать: в его повествовании присутствует изрядная доля образности, а слог для простого киевского дядьки весьма фигурален. Впрочем, судите сами:
Ты не останешься до Нового года? Жаль. Здесь бы ты увидела чернокожего Санта-Клауса, при +40 наряженного в лапландский кафтан и танцующего самбу под пальмой, косящей под елку. Ты попала в такой город, мой друг Яна, который все ставит с ног на уши. Здесь даже католические священники щеголяют в шортах, а прихожане нередко заходят в храм с пивом. Пиво вроде как и алкоголем не считается. Кариоки начинают пить ледяное пиво с раннего утра на пляже. И даже женщины. В этом, кстати, отличие бразильянок. Латинские женщины в своем большинстве алкоголь вообще не пьют. Одно время я встречался с колумбийкой: она была способна протусить в баре всю ночь с одной кока-колой. Здесь же все с самого утра дуют на пляже ледяное пиво, а вечером сидят в уличных кафешках с коктейлями. И при этом за все годы я ни разу не видел на улице пьяных! В том смысле, чтобы человек был невменяемым, шатался и падал. Если на улицах Рио тебе и попадутся подвыпившие гуляки, то это, скорее всего, будет веселая, поющая и пританцовывающая компания, которая своим видом не только не портит атмосферу города, но даже наоборот.
А вот единственный день в году, когда Рио действительно в белых штанах, — это 31 декабря. Самое культовое место встречи Нового года в Рио — пляж Копакабана. Там заранее сооружается эстрада и по периметру пляжа устанавливаются огромные экраны, на которые будет транслироваться действо. Уже часов в пять вечера женщины-кариоки, все в белом, выходят на пляж и делают ямки в песке. Это «пляжные алтари»: их обкладывают белыми цветами, а в углубления помещают подношения богине моря Йеманже. По местным поверьям, провожая уходящий год, обязательно следует выйти на берег, поблагодарить морскую богиню за год предыдущий, а потом попросить счастья и исполнения желаний на будущий. Те, кто не роет ямки, просто несут цветы и кладут их прямо на воду. К ночи весь пляж усеян белыми гладиолусами — это самые новогодние цветы. Йеманже принято дарить то, что приятно было бы получить тебе самому. Сеньориты несут божеству всякие стильные безделушки и лакомства — украшения, духи, любимые сладости. А сеньоры преподносят дорогие сигары и брелки от роскошных авто, намекая, что не отказались бы завладеть такими в наступающем году. Статуэтки Йеманжи поливают медом и патокой, а в полночь — кайпириньей и шампанским. Здешняя морская владычица любит выпить и закусить!
