Оказалось, что посланного им за водой рабочего кто-то из- жителей направил на Марчекан. И он так долго не возвращался, что повариха забеспокоилась, успеет ли приготовить обед вовремя.
— А вообще, Леонид Александрович, одного колодца мало, — сказал я Горанскому. — Воду из него мы вычерпаем быстро, а накапливаться в нем она будет медленно. Потому, возможно, придется воду брать из родничков, что сочатся из берегового обрыва. Ими мы пользовались в 1928 году.
Позднее мы действительно осмотрели выход прослойки песка над слегка наклонным пластом глины, через который в нескольких местах сильно сочилась вода. И мы решили сделать углубления в глине, а может быть, и желобки, чтобы в них накапливалась вода.
— А можно ли ее пить, слой-то темный? — усомнился Горанский.
Я наполнил горсть и выпил. Вода была холодной, вкусной, лишь слегка имела привкус железа.
— Темно-коричневый цвет придают песку, вероятно, древние остатки водорослей. А вода, как видите, прозрачная.
После того как мы произвели расчистку слоя и сделали углубления, этой водой стали пользоваться и все жители поселка.
К/концу дня я успел зайти к секретарю объединенной парторганизации Александру Михайловичу Пачколину, чтобы проинформировать его об экспедиции, а также посетил администрацию и врача Культбазы, с которыми познакомился еще осенью 1929 года при возвращении Первой Колымской экспедиции в Ленинград.
Только поздно вечером были закончены самые неотложные дела. Чувствовалось общее утомление. На берегу наступила относительная тишина. Даже за ужином не было обычного оживления. После ужина скоро и вовсе все угомонились, разбрелись по местам в полупрозрачные бязевые и парусиновые палатки. Только несколько молодых рабочих под предводительством Каузова и Морозова отправились осматривать поселок и знакомиться с его жителями.
Проходя мимо палаток, я с удовлетворением отметил, что поработали все хорошо, успели сделать за день все необходимое. Я зашел к Горанскому: нужно было подвести итоги сделанному, обсудить дела и планы на завтра. Разошлись мы только за полночь…
В последующие дни происходило обживание временной базы экспедиции в бухте Нагаева: кухню, столовую, жилые палатки оборудовали простейшей мебелью, посудой и другими принадлежностями быта в стационарных условиях. Одновременно строился временный склад для грузов, а в долине реки Марчекан соорудили прочную непромокаемую землянку для храпения аммонала, небольшой складик для капсулей и бикфордова шнура, установили палатку для охраны.
Выезд геологических партий задерживался из-за необходимости дать отдых лошадям и подкормит^ их перед дальними маршрутами, а также из-за отсутствия вьючных седел, которые не удалось приобрести #и в Ленинграде, ни в Сибири и теперь предстояло по нашему заказу изготовить местному населению.
Мы с геологами решили осмотреть окрестности бухты Нагаева, чтобы ознакомиться с ее геологическим строением. Но главная цель этих выходов заключалась в том, чтобы обучить геологов искусству промывки проб из речных наносов и осадочной толщи в береговом обрыве при помощи лотка. Обучение проводилось под руководством опытных промывальщиков. Вместо золота в отмываемой тяжелой части шлиха оставалось много мелких зерен магнетита (магнитного железняка). Кроме того, мы подбрасывали в пробу мелкие дробинки. В задачу входило не смыть зерна магнетита и все подброшенные дробинки сохранить в лотке. Для геологов это было ново. Все" приемы они проделывали старательно, даже с большим рвением, пока не приобрели достаточные навыки. Особенно скрупулезно изучал тонкости промывок Сергей Владимирович Новиков.
Погода благоприятствовала нам. Установились на редкость солнечные, по-летнему теплые дни и прозрачные белые ночи. Вокруг буйствовала зелень свежей листвы ивы, тополей и молодой хвои лиственницы. На склонах гор расцвели крупные колокольчики рододендрона. Синева чистого высокого неба отражалась в спокойной глади морской воды. В задорный крик чаек вплеталась нежная песня синиц и зябликов. К вечеру легкий ветерок приносил с гор к берегам бухты волнующий настой леса, смешанный со специфическим запахом свежести морской воды. Когда мы возвращались из дальних маршрутов, день уступал место белой ночи с ее необыкновенными, чарующими красками. На землю опускалась тишина.
..В ближайшие же дни геологи и прорабы-поисковики были ознакомлены с планом геологопоисковых работ. Затем приступили к распределению партий между начальниками. Для себя я наметил исследование кижней половины долины реки Оротукан из тех соображений, что мой участок полевой работы должен находиться как можно ближе к месту будущей основной базы экспедиции, в устьевой части Оротукана, куда можно добраться быстрее и организовать ее строительство. Затем я охарактеризовал верхнюю половину бассейна Оротукана. Эта территория, как и выбранная мной, вероятно, подобно Среднеканской, сложена однообразной толщей глинистых сланцев, собранных в крутые складки. Толща бедна редкой, плохо обнаруживаемой фауной пелеципод триасового возраста, прорвана одним-двумя гранитными массивами и, возможно, дайками кварц-порфиров и порфиритов и пересечена кварцевыми жилами. Вполне вероятно, что в долинах самого Оротукана и его притоков будут обнаружены россыпи золота.
Как только успел я закончить характеристику района, поднялся Новиков и, несколько волнуясь, попросил закрепить эту территорию за ним. Мои наблюдения уже позволяли надеяться, что Новиков выполнит исследование скрупулезнее, чем кто-либо другой, и я согласился.
Третий район исследования — левобережье Колымы против устья Оротукана — избрал Д. В. Вознесенский. Его кандидатуру я также считал удачной, так как он уже имел опыт геологического картирования. А бассейн Оротукана и левые притоки Колымы вселяли тогда наибольшую надежду обнаружить промышленные россыпи золота.
Четвертым и пятым соседними друг с другом районами для исследования намечалось правобережье реки Малтан ниже устья Хелгы. Они были закреплены за Ф. К. Рабинович и Д. А. Каузовым.
Морозову остались на выбор или правобережье Бохапчи, начиная от устья Малтана, или бассейн Ямы на восточном побережье Охотского моря. Он изррал последний вариант.
Едовин получил назначение в Среднеканскую рудноразведочную партию еще в Ленинграде, а Казанли — в астрономо-геодезическую. После распределения начальников партий мы общими усилиями определили в каждую партию прорабов, а промывальщиков и рабочих я предложил геологам подобрать совместно с прорабами.
В соответствии с утвержденными списками состава каждой партии их начальники передали Горанскому заявки на выдачу продовольствия и снаряжения. Была установлена очередность. Первыми Получали партии, отправлявшиеся в отдаленные районы: Верхне-Оротуканская, Левобережная и Среднеканская. Несмотря на установленный порядок, на базе наступили суматошные дни. Каждой партии хотелось быстрее получить продовольствие и снаряжение, упаковать его и приготовиться к отъезду. Всех охватило нетерпение скорее прибыть к месту работы, познакомиться с отведенной для исследования территорией, успеть возможно дольше поработать и как можно больше сделать. Уже в ту пору мы отошли от дореволюционных, часто почти созерцательных исследований, ограничивающихся сбором первых данных о геологическом строении участка, встретившимися кусками руды, на основании чего во время камеральных работ делались выводы о значении обнаруженного. Мы же должны были на месте решать вопрос о практическом значении месторождения. Для этого необходимо было привести хотя бы в небольшом объеме расчистку, разведку участка поверхностными горными выработками-закопушками, канавами, а россыпи — систематическим опробованием речных долин. Мы; уже. — в поле должны были продумать, а иногда и спроектировать способы и объемы поисково-разведочных работ, чтобы определить промышленную ценность обнаруженных месторождений. Поэтому вполне можно было понять нетерпение начальников партий.
