375
Без сомнения, речь идет о Петре Яковлевиче Чаадаеве (1794–1856) и его первом «Философическом письме», которое было опубликовано (в переводе с французского) в «Телескопе» (1836. № 15).
Как уже отмечалось (см.: Cadot M. Tchaadaev en France // Revue des Etudes slaves. 1983. T. 55. Fasc. 2. P. 269), подобного текста y Чаадаева нет; в сочинениях Чаадаева отыскиваются лишь самые общие соответствия тем идеям, какие приписывает ему Кюстин (см., например, в письме шестом рассуждения о христианском обществе, которое «при всех переворотах <…> не только не утратило ничего в своей жизненности, но с каждым днем еще растет в силе» — Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. и избранные письма. М., 1991. Т. 1. С. 403). Вопрос о знакомстве Кюстина с реальными текстами Чаадаева, а не только с устной легендой, остается открытым. Сочинения Чаадаева на французском языке были впервые изданы в 1862 г., после смерти Кюстина; «телескопская» публикация оставалась ему недоступна, так как он не знал русского языка. Сама приблизительность пересказа и ошибочное именование журнальной публикации, вызвавшей скандал и навлекшей на автора гонения, книгой, свидетельствуют о том, что Кюстин знал о Чаадаеве с чужих слов.
Комментарий Греча: «Во-первых, заметим, что сочинение, поставленное ему в вину, было не книгой, а статьей, напечатанной в одном московском журнале. Автор собрал в ней всевозможные и совершенно непростительные, дикие выпады против России, ее церкви, правительства и населения. Будь он отдан под суд, его бесспорно ожидал бы самый суровый приговор. Император поступил иначе: он повелел обращаться с сочинителем как с человеком, повредившимся в уме. Маркиз утверждает, что приказ сей был исполнен с величайшей суровостью. Ничего подобного. Просто-напросто в течение некоторого времени врач ежеутренне являлся к виновному, щупал ему пульс, осматривал язык и прописывал какое-нибудь подходящее к случаю лекарство. Нечего и говорить, что подобное обращение уязвило автора куда сильнее, чем любое другое наказание: его выставили перед всем миром как умалишенного, как сумасброда. Не знаю, сколько времени продлилось это лечение, но не сомневаюсь, что оно оказало весьма благотворное действие не только на больного, но и на других лиц» (Gretch. Р. 104).
Возможно, отзвук дошедшего до Кюстина известия о том, что в 1837 г. Чаадаев написал статью «Апология безумца». Сам Чаадаев неоднократно обыгрывал этот пассаж Кюстина в своей переписке. 20 апреля 1849 г. он писал брату М. Я. Чаадаеву: «Маркиз Кюстин, в книге своей о России, хотя и с добрым намерением <…> между прочим утверждает, что с некоторого времени я и сам считаю себя сумасшедшим»; 5 января 1850 г. признавался тому же адресату, что «нервические припадки» доводят его «почти до безумия; странное подтверждение слов Кюстина» (Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. и избранные письма. М., 1991. Т. 2. С. 218, 229), а осенью 1843 г. просил свою кузину Е. Д. Щербатову, находившуюся в это время в Париже, «оправдать его перед Кюстином: что он не несчастлив» (дневниковая запись А. И. Тургенева от 9/21 октября 1843 г; см.: Мильчина В. Α., Осповат А. Л. Чаадаев и маркиз де Кюстин: ответная реплика 1843 г. // Russica Romana. 1994. V. I. P. 84–85).
Вопрос о том, состоялось ли личное знакомство Кюстина с Чаадаевым в бытность французского путешественника в Москве, также не поддается удовлетворительному решению. Аргументы против отождествления с Чаадаевым г- на***, показывавшего Кюстину Москву, и просвещенного собеседника маркиза, обсуждавшего с ним богословские проблемы в Английском клубе, см. в примеч. к наст, тому, с. 143 и 174. Что же касается посещения Кюстином квартиры Чаадаева на Басманной, то единственное свидетельство, опровергающее признание самого маркиза, — отрывок из мемуаров Д. Н. Свербеева (см.: Свербеев Д. Н. Записки. М., 1899. Т. 2. С. 405), — носит слишком общий характер, чтобы его можно было принимать безоговорочно: Кюстин здесь упомянут среди длинного перечня европейских знаменитостей, посетивших Чаадаева, причем некоторые из них, например, Проспер Мериме, названы безусловно ошибочно.
Цензор Алексей Васильевич Болдырев (1780–1842), который, судя по некоторым воспоминаниям, подписал Чаадаевскую статью, не читая, был 30 ноября 1836 г. «за нерадение отставлен от службы», что лишало его права на пенсию, которую, однако, в феврале 1837 г. благодаря хлопотам попечителя Московского учебного округа и председателя московского цензурного комитета С. Г. Строганова ему все-таки назначили; редактор «Телескопа» Николай Иванович Надеждин (1804–1856) за публикацию «Философического письма» был сослан в Усть-Сысольск (ныне Сыктывкар).
Возможно, отзвук рассказов Баранта, отмечавшего, что благодаря генерал-губернатору М. С. Воронцову в Одессе «можно жить с некоторой непринужденностью и спокойствием <…> вдали от императора, чьего всевластия невозможно избежать, живя близ двора»; вдобавок, свидетельствует Барант, Одесса — «некое пристанище для впавших в немилость царедворцев, для семейств, не притязающих на царские милости и питающих вкус к независимости, для недовольных своим положением отставленных чиновников. Здесь обретают они свободу беседовать на любые темы, общество немногочисленное, но лишенное чванливости, возможность частых сношений с Европой. <…> Все это не нравится императору. Процветание Южной России не искупает в его глазах ослабление покорства, измену дисциплине, которая должна быть всегда по-военному жесткой» (Notes. Р. 173–175).
Речь идет о Жозефине Грассини (1773–1850), которая дебютировала в 1794 г. в миланском театре «Ла Скала», в 1804 г. по приглашению Бонапарта, с которым находилась в связи, обосновалась в Париже, а после падения императора возвратилась в Милан, где в 1841–1842 г. с нею постоянно общался Кюстин (см.: Tarn. Р. 491). Ж. Грассини выступала, в частности, в операх Николо Антонио Цингарелли (1752–1837) «Ромео и Джульетта» и «Артаксеркс», в опере «Телемак на острове Калипсо» Иоганна Симона Майера (в современном написании Майра; 1763–1845), а также в операх Джованни Паэзиелло (1740–1816).
Речь идет о событиях декабря 1792 г, когда французская армия, которой командовал дед Кюстина; была вынуждена сдать пруссакам Франкфурт (см. примеч. к т. I, с. 33).
Вице-король Италии — Евгений де Богарне (см. примеч. к т. I, с. 196).
Страдания и гибель пленных французов от мороза и дурного обращения, замерзшие трупы, которые некому хоронить, ночлег в пустых неотапливаемых зданиях — повторяющиеся темы воспоминаний, оставленных многими французами, которые побывали в русском плену; см., например: Де Ла Флиз. Поход Наполеона в Россию в 1812 году. М., 1912. С. 81–85; О пребывании в плену в Витебске в 1812 и 1813 гг. иностранцев офицеров наполеоновской армии // Полоцко-Витебская старина. Витебск, 1916. Вып. 3. С. 227–228. Но особенно близки к тексту Кюстина (вплоть до дословного совпадения отдельных фраз) воспоминания военного врача Ф. Мерсье, пересказанные Ж.-Ж.-Э. Руа в книге «Французы в России. Воспоминания о кампании 1812 г. и двухлетнем пребывании в русском плену» (1867; рус. пер 1912; гл. 5); здесь фигурируют и сжигаемые в костре тела людей, которые, оказывается, еще не умерли, и примерзающие к земле трупы, и мертвые тела, которые солдаты стаскивают за ноги со второго этажа, так что голова стукается о ступени, а соотечественники покойных говорят; «Им не больно, они умерли» («Ils ne souffrent plus, ils sont morts» — фраза Руа, дословно совпадающая с фразой Кюстина; см.: Roy J.-J.-E. Les Franзais en Russie. Souvenirs de la campagne de 1812 et de deux ans de la captivite en Russie. Tours, 1867. P. 93).
