Не будучи вооружен моноклем, барон все же узнал своего сурового учителя вежливости и, помертвев в душе, послал ему самое теплое приветствие. Гордый Луиш Монтейру ответил на него, согнувшись до земли, и сразу же вернулся в свою лавку. Получив наконец удовлетворение, он без сомнения начал теперь чинить монокль.
Вскоре колонна подошла к тому месту, где главная улица разделялась на два направления. Всадники повернули направо, как вдруг раздались крики, восклицания. Все остановились, Томпсон рванулся к месту происшествия.
На мостовой лежали два тела. Одно — тело осла, другое, массивное,— тело Пипербума из Роттердама.
У голландца не оказалось никаких следов ушиба. Томпсон увидел, как тот спокойно поднялся и печально посмотрел на поверженное животное. Хотя осел Азорских островов очень вынослив, пределы нагрузки существовали и для него. Вес Пипербума перешел эти пределы, и осел, надорвавшись, околел.
Констатация этого факта вызвала смятение. Минут через десять кончина осла была признана официально. Что теперь делать? Ведь всякое другое животное при таком седоке ожидает, без сомнения, та же участь.
— Ох, черт возьми,— закричал потерявший терпение Томпсон,— не можем же мы оставаться здесь до вечера! Если один осел не справляется, пусть дадут нам двух!
Услышав это заявление, переведенное Робером, погонщик стукнул себя по лбу и быстро куда-то умчался. Немного спустя он вернулся в сопровождении трех спутников и четырех ослов. Каждая пара ослов была связана между собой оригинальным приспособлением из двух крепких шестов. Между шестами пристроилось сплетенное из ремней кресло. Под аплодисменты путешественников Пипербума посадили в этот гамак, и караван продолжил путь.
Робер по просьбе Томпсона спросил о назначении другой, запряженной таким же образом пары ослов. Погонщик измерил взглядом массивное тело Пипербума.
— Для смены,— сказал он.
Хотя эта операция прошла довольно быстро, все же было уже девять часов, когда колонна снова тронулась в путь. Томпсон попросил головного погонщика двигаться как можно быстрее. Нужно наверстывать время, чтобы, как задумано, проделать до ночи туда и обратно путь в восемнадцать километров, отделяющий Кальдейру от Орты. Но погонщик отрицательно покачал головой, выражая тем самым сомнение в возможности ослов идти с большей скоростью. Робер успокоил нетерпеливого Томпсона, объяснив, что погонять азорских ослов — бесполезное дело. Это медлительные животные. Но надежность и твердость их шага еще предстоит оценить на трудных дорогах.
— Но, по крайней мере, сейчас дорога хорошая,— проворчал Томпсон.
Дорога и в самом деле была пока нетрудной, хотя и узкой. Миновав на окраине Орта апельсиновые плантации, колонна оказалась в широкой долине, где простирались поля, там и здесь пересекаемые буковыми рощами. Копыта ослов твердо ступали по ровному склону. Но по мере того, как туристы все больше удалялись от моря, местность менялась. Буки сменились густо растущими соснами, затем постепенно кончилась всякая растительность, и дорога, превратившись в тропинку, стала петлять.
Здесь-то ослы и показали, на что они способны. Управляемые погонщиками, которые понукали их голосом и палками, умные животные в течение полутора часов поднимались по крутым тропам сыпучей и каменистой земли, не сделав ни одного неверного шага.
Пипербум на этом подъеме не раз попадал в критическое положение. При внезапных поворотах его гамак часто оказывался висящим за пределами тропы. Но он оставался внешне спокоен, и, если даже и испытывал какой-то страх внутри, трубка его продолжала попыхивать все так же невозмутимо.
Поднявшись на вершину, туристы оказались в долине. Это было плато, окруженное холмами. Здесь Пипербуму сменили животных, чтобы дать уставшей паре заслуженный отдых.
Когда путешественники огляделись вокруг, им показалось, что они в другой стране. Богатство природы соседствовало здесь с человеческой нищетой. Плодороднейшая почва заросла сорняками. Лишь кое-где зеленели поля люпина, маниоки, ямса, выделяясь среди всеобщего запустения. Заросли сорняков сменялись зарослями кустарника: миртом, можжевельником, самшитом, низкорослым кедром. Вдали виднелось несколько домов, а точнее, лачуг. Часов в одиннадцать на пути оказалась деревня, кишащая свиньями и собаками. Дорогу среди них удавалось пробивать с трудом. Изредка появлялись жители, в основном женщины, строгие и молчаливые, одетые в широкие пальто с огромным капюшоном, скрывающим лица. Все говорило о нищете островов, где жизнь из-за отсутствия дорог концентрировалась на побережье.
Пробил час пополудни, когда туристы добрались до конечной точки Кальдейры, на высоте 1021 метра. Усталые и голодные, они стали роптать, на этот раз поддержав Гамильтона и Саундерса. Многие жаловались, что не соблюдается программа. У людей с покладистым характером, как правило, хороший аппетит, и неудивительно, что стали протестовать как раз самые выдержанные и миролюбивые.
Но очень скоро все опять круто изменилось. Путешественники добрались до вершины Кальдейры. И, будь они трижды англичанами со всей присущей им чопорностью, все равно не смогли бы остаться равнодушными к представшей перед их взорами великолепной картине.
В лазурной безбрежности посреди моря и ослепительного солнца у их ног простирался остров. Он был весь как на ладони: вершины, отроги, ложбины, ручьи, убеленные пеной рифы. Далеко на северо-востоке вздымалась вершина острова Грасьоза. Ближе и восточнее возвышался над волнами длинный остров Сан-Жоржи, и сквозь туман неясно проступал на далеком горизонте вулкан Теруер. Взгляд уходил в бесконечность и, следуя по кривой на север, запад, юг, внезапно упирался в гигантский массив Пику.
По счастливой случайности Пику был свободен от тумана. Он величественно возвышался в спокойствии прекрасного дня, превосходя по высоте окружающие горы на тысячу метров.
После молчаливого пятиминутного созерцания путь продолжился, и метров через двести глазам предстало зрелище совсем другого характера. Перед туристами, стоящими на гребне, появился кратер старого вулкана. Земля здесь обрывалась, резко опускаясь с высоты, на которую туристы забрались с таким трудом. По краям этой шестисотметровой бездны между неровными холмами виднелись узкие долины с непроходимыми зарослями. На самом дне, под прямыми лучами солнца, сверкало озеро. Один скучающий англичанин когда-то запустил туда золотоперых карпов. Вокруг озера паслись овцы, светлыми пятнами выделяясь на ярко-зеленом фоне травы и более темном фоне лесных зарослей.
