Отдохнув, рабочие принялись устраиваться на ночлег. Притащили несколько бревен. Два из них застелили жердями и забросали листьями. Постель для меня и Суната была готова. Из остальных устроили костер. Вскоре забулькал чайник. После трудного перехода и доброй порции съеденного меда чай показался восхитительным напитком. Стемнело. Послышались шорохи, и около костра выросла фигура Луи. Мы знали, он вернулся без дичи: выстрелов не было.
После раскладушек спать на жердях было непривычно жестко. Я ворочался с боку на бок, а Сунат лежал на спине и смотрел вверх сквозь марлевый полог. Последовал его примеру. Сквозь просветы деревьев был виден кусок неба. Звезды то появлялись, как-то необыкновенно искрясь, то прятались в облаках.
Я долго лежал неподвижно,
В далекие звезды вглядясь, —
Меж теми звездами и мною
Какая-то связь родилась.
Мысленно прочел я стихотворение Фета, заменив в первой фразе слово «стоял» словом «лежал».
Одиночные светлячки залетали так высоко, что напоминали падающие звезды. На востоке кричала антилопа, подзывая друга-самца. С громким треском падали плоды. Когда плод падал близко от нашей постели, по телу пробегала легкая дрожь. С шуршанием, похожим на шум дождя, летели листья.
Наши спутники расположились вокруг костра на тонких лианных циновках. Одеялом, подушкой и пологом им служили костер да ветки деревьев. Нам было видно, как костер то угасал, то вспыхивал с новой силой, раздуваемый кем-то из лежавших. Его пламя выхватывало кусок зловещих джунглей, певших на разные голоса.
Около часу ночи нас разбудил резкий крик, напоминавший крик осла. «Кто это?» — спросил я проснувшегося Франсуа. «Шимпанзе», — ответил он.
В ту ночь мне казалось, что на свете вообще нет ничего, кроме этих джунглей, этого сумрачного трехъярусного леса, удручающе действовавшего на психику и растворившего нас среди деревьев-великанов, в хаосе буйной растительности. В сибирской тайге, и особенно в подмосковном лесу, я никогда не чувствовал себя так угнетенно.
В шесть часов утра Луи и Жером Тсиба отправились снова искать тропу, указав место, где мы должны с ними встретиться. Через некоторое время вышли и мы. Часа через полтора пришли к условленному месту. Луи и Жером еще не вернулись.
Отлучился, никому ничего не сказав, Виктор Тсиба. Вскоре он вернулся с огромной гроздью плодов масличной пальмы. Я приподнял ее: в ней было не менее 10–12 килограммов. Виктор рассказал, что поблизости срубил масличную пальму и отрезал гроздь.
— Зачем же надо было рубить пальму? — задал я недоуменный вопрос.
За Виктора ответил Франсуа:
— Если бы он срубил пальму в деревне, то заплатил бы штраф. Здесь, в джунглях, рубить можно; все равно пальму сломали бы слоны.
Плодами засыпали кастрюли и стали варить; часть побросали на угли, чтобы испечь. Когда стали пробовать их готовность, появились радостные Луи и Жером. Они нашли тропу на Нгеи и видели упавшее дерево, в котором, возможно, прячется панголин.
Мы с Сунатом отведали и вареных и печеных плодов. Оболочка плода не очень приятна на вкус: приторна и жестковата, особенно если есть ее с кожурой. Поэтому мы высасывали мякоть, а кожуру выбрасывали. Наши спутники ели плоды с кожурой. Вскоре все плоды были съедены, вокруг валялись только косточки…
В полдень подошли к упавшему дереву. В середине его зияла дыра, в которую свободно мог пролезть человек. Виктор влез на дерево и спустился в дыру.
— Панголин там, — сказал он уверенно.
Луи приложил ухо к дереву, послушал и заметил:
— Панголин очень большой.
Я тоже приложил ухо к дереву и услышал внутри шорох: зверь медленно двигался. Итак, осталось прорубить отверстие в том месте, где находился панголин, и извлечь это неуклюжее безобидное животное. Рафаэль и Жером, наточив мачете, ударили по стволу. Но мачете отскочили от ствола дерева, словно резиновые мячики.
— Дыру не пробить, это дерево железное, — заметил Луи.
И хотя сердцевина дерева сгнила, наружная часть его была словно каменной, ее как будто не коснулось время.
— Дерево пролежало не менее 50 лет, — сказал Луи. Не берусь судить, насколько это было верно. Но на железном дереве лежало другое, упавшее позднее, древесина его рассыпалась в порошок от легкого удара геологическим молотком.
— Как же достать панголина? — рассуждал вслух Луи, осматривая дерево. Около корневой системы дерева он обнаружил еще одно небольшое отверстие, расположенное на нижней стороне дерева. — Панголина будем выкуривать, — сказал он. И все дружно принялись за дело. Натаскали сухих веток и развели костер под отверстием. Из большой дыры, около которой сидел на страже Виктор, повалил густой и едкий дым. Я стоял около дерева и прислушивался к шорохам. Вначале в дупле было тихо, но через несколько минут панголин пополз. Но полз он не к выходу, не к большой дыре, а к маленькой, навстречу дыму, где ему невозможно было выбраться наружу. А минут через тридцать дым, валивший из дыры, внезапно прекратился, хотя костры продолжали гореть.
— Что за чертовщина? — воскликнул бывалый охотник Бунгу. Но в это время около дыры, где сидел Виктор, послышался какой-то шорох. Виктор молниеносно наклонился, кого-то схватил и спрыгнул на землю. Я подошел к нему и увидел у него в руках маленького извивающегося панголина, явно детеныша. Когда Тсиба стал его связывать, он заскулил: точь-в-точь как щенок.
— Но куда же девался большой зверь? — ни к кому не обращаясь спросил Луи. — Ведь он там был!
Чтобы разрешить загадку, решили все же проковырять дыру. Рафаэль, взяв лом, стал расковыривать небольшую трещину в стволе, отрывая прядь за прядью. С большим трудом, но все же ему удалось пробить небольшую щель. Заглянув в щель, мы увидели обгоревшую голову панголина. Зверь был мертв. «Но почему же он не выбрался на волю, как его детеныш?» — подумал я. И когда наконец отверстие в стволе стало больше, я увидел картину, глубоко меня поразившую. Дупло в этом месте дерева суживалось на конус, и панголин закрыл его своей конусообразной головой, поэтому дым перестал идти по дуплу. Ни у кого не оставалось сомнения: панголин-самка, спасая своего детеныша, пожертвовала жизнью!
Грустная картина воскресила в памяти стихотворение в прозе И. С. Тургенева «Воробей». Помните, как старый черногрудый воробей, спасая выпавшего из гнезда детеныша, камнем упал перед зубастой раскрытой пастью собаки…
«Он ринулся спасать, он заслонил собою свое детище… но все его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою!
Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь».
