В апреле, несмотря на то, что путь наш улучшился, мы погрузились в новое для себя состояние — проживания как будто в нереальной жизни. Мы не способны были полностью контролировать или, на худой конец, сопровождать осмыслением все, что происходило с нами, мозг уже не оставлял энергии на эмоции, все силы шли на обеспечение только физического перемещения в пространстве. И, словно в подтверждение этому, меня перестали радовать чистые поля. Тогда я еще не понял, что энергию, которая обеспечивала эмоции, кто-то повернул на другие дела. Эмоции ушли и перестали нас волновать. Славка называл это состояние «идти как зомби». Иногда оно было сильнее, иногда слабее, а иногда уходило совсем. Но началось оно со второй половины апреля. Похоже было, что организм отдавал последнее, что имел, а мудрая природа, подтверждая равновесие мира, уносила нас в сторону весны — температура поднялась до -20°, и мы перестали мерзнуть.
Очевидно было, что мы не успеваем на Полюс к 27 апреля, в день, когда Бернар должен привезти туда своих клиентов и, если мы там окажемся, вывезти нас на «Барнео» — в этом случае наше снятие с Полюса было бы для нас бесплатным или, во всяком случае, не дороже той суммы, что пришла на ум адаптировавшемуся в России французу, реально представляющему себе финансовые пожелания самих русских. Последние подсчеты говорили о том, что на Полюсе мы появимся в самом конце апреля или 1–2 мая. В связи с этим надо было начать экономить продукты и сделать запас на два-три дня. Теперь мы откладывали от дневного рациона часть продуктов и за несколько дней скопили увесистый мешок килограмма на четыре с половиной. Постепенно становилось теплее, днем было около -20°, но, ложась на голодный желудок, мы мерзли в своих спальниках. В ответ на это мы перед сном кипятили кружку воды, добавляли туда ложку сахара (так как мед давно кончился) и две ложки спирта, выпивали и ныряли в спальники. Эта самопальная медовуха давала нам несколько минут на то, чтобы заснуть в тепле. Нам явно хватало тридцати литров бензина, взятых к Полюсу, хотя вначале, выйдя на эту цифру теоретически, мы удержались оттого, чтобы взять бензина больше, и не ошиблись, Теперь мы не выключали примус и нещадно палили бензин, после того, как была сварена еда.
Видел экскременты на заструге, наверное, небольшого зверька. Кто здесь может жить, в семистах километрах от ближайшей земли? Эти места враждебны любому существу, кроме медведей. А зверек этот, вроде песца, чем он может здесь питаться? Солеными «цветами»?
Идем, пробираясь, выискивая проходы в торосах. Поднимаясь на заструг, видишь пространство впереди себя, оглядывая его, замечаешь прорежения и намечаешь себе путь от полянки к полянке, стараешься запомнить его, так как, спускаясь с наддува, попадаешь в окружение высоких торосов, за которыми ничего не видно. Выходя к широкой трещине или разводью, если они имеют хотя бы небольшую северную составляющую, идем вдоль него, волоча весь свой груз, или, когда явно видны места торошений, идем к ним, зная, что там наверняка будет переход. Если у разводьев нет ни того, ни другого, мы сбрасываем рюкзаки, отстегиваем нарты и расходимся в разные стороны вдоль полыньи, в поисках перехода. При этом время от времени оглядываемся друг на друга. В хорошую погоду видно далеко, и, если лыжная палка в руке поднята, переход найден.
Последние десять дней апреля
Мои мартовские мечтания относительно того, что, сбросив вес, мы «полетим», не оправдались. В конце апреля пришло истощение, почти полная невозможность идти быстрым шагом. Я не верю этому и пробую разогнаться по твердому фирну — такая поверхность всегда предполагала хорошую скорость передвижения. Скольжение такое, что сани временами скользят даже боком. Я очень стараюсь, когда пробую разогнать свое тело и нарты по этой твердой как бетон поверхности. Но с сожалением вижу, что мои лыжи не прокатываются в длинном беге, а ноги попросту переступают шаг за шагом, и я продолжаю медленно ползти. В нормальных человеческих походах стоит только снять рюкзак и отстегнуть поясник нарт, как тут же появляется необыкновенная легкость, позволяющая тебе бежать на разведку. В конце апреля, однажды упершись в разводье, я, как всегда, сбросил рюкзак, отстегнул нарты, чтобы налегке отправиться на разведку, но не смог сдвинуться с места. Не было сил сделать первый шаг, когда я оказался без груза. Я стоял как столб и не мог шагнуть. Прошло несколько секунд прежде чем шаг этот наконец был сделан. Второй, третий шаги дались легче, и дальше я заскользил, правда, с некоторым трудом, как будто тащил груз. Вернувшись к вещам после разведки, прицепив к себе нарты и надев рюкзак, я пошел, как и прежде, тяжело, но привычно. Только некоторое время спустя я смог объяснить себе этот случай тем, что мозг, изощряясь в поисках резервов движения, отказался давать команду телу на передвижение без груза. Действительно, по большому счету передвижение в сторону Полюса может быть оправдано только вместе с грузом.
Гера: «23 апреля. 51-й день. 88°07′ с. ш. 84°19′ в. д. Вялость в теле и мыслях. Чувствуется недосыпание. Ветер тот же, но тише. За три часа, пока спали, отъехали на юг на 800 метров. Какой-то калейдоскоп, мелькание картинок: сон, еда, работа, сон, еда… Пять переходов нужно выдать! Это главное. Первый, второй, третий, четвертый, пятый. Не успеваю отдыхать на перерывах. Делаю ломовое вбрасывание в желудок (халва, шоколад). Во время перехода думаю о том, что говорить в „Иридиум“, как сбросить вес с саней, как выдержать пять переходов, не потерять темп».
Почти середина 88-й широты. Сколько людей не дошли сюда и сколько прошли здесь в своем порыве на Полюс. Где-то здесь тринадцать лет назад Файнес, этот великий англичанин, закончил свой путь и вызвал вертолет. Наверное потому, что англичанин не может мыслить иначе как по-английски. Японцам в Арктике мешает японский менталитет, иначе чем объяснить четыре безуспешные попытки настырного Мицуро Обо дойти автономно? Корейцы тоже не приспособлены скользить взглядом своей души в согласии с полями дрейфующих льдов. А мы, русские?! Мы да норвежцы. Я иду и кричу Файнесу: «Зачем же ты, полярный волк, взял еды только на сорок пять дней?!!». Здесь, в Арктике, стратегическая ошибка всегда будет иметь свою национальность.
Слава: «24 апреля. -18°. 88°20′ с. ш. До СП 177 км. До обеда шли неплохими полями, затем опять уперлись в торосы. За четвертый переход прошли 300 метров. На дежурстве я произвел инвентаризацию наэкономленных круп и супов. Почти хватает на 4 дополнительных дня, скоро перестанем экономить крупы. Полтора дня иду без маски. После обеда пошли бодро, по 3,2 км. Но опять на 4-м зашли в хаос глыб. С первого взгляда кажется, что пройти невозможно. Все забито до горизонта, но прострелить все-таки удалось, даже не снимая лыж».
