Кроме того, водитель каравана, хаджи Мессуд, почтенный и солидный купец. Сначала он не хотел брать нас с собой. Потом в конце концов согласился, правда, на наш собственный риск и страх, но потребовал уплатить половину условленной суммы вперед.
— На ваших дорогах вы платите за проезд тоже вперед, да еще все сразу, — веско заявил он.
Однако вскоре мы заслужили его расположение. Что не смогла сделать круглая печать господина генерального резидента Алжира, то сделал подарок: дешевая зажигалка.
В одиннадцать часов Мессуд решил сделать остановку. Значит, надо хлестнуть верблюда по задним ногам и дернуть уздечку вниз.
— Рреее!
Верблюды опускаются на колени. Критический момент! Животное выполняет приказание с тупым повиновением, забыв про наездника или груз. Сначала оно опускается на передние ноги. Если вы вовремя не отклонились назад, то вылетите вместе с седлом через голову верблюда.
Но мы уже не новички. Мессуд испытующе смотрит на нас и улыбается. Он явно разочарован. Очевидно, он ждал головокружительного сальто-мортале. Выступления воздушных акробатов. Однако за такие зрелища надо платить, иначе ничего не увидишь. Легкий наклон — и мы стоим на земле.
Отвязываем от верблюда гхирбу, мех для воды. Он из овечьей кожи, и вода в нем имеет противный привкус. Но нам она кажется такой же приятной, как шампанское на льду.
Поставлено несколько легких палаток. Их полотняные стенки пестрят обычным здесь резким сочетанием красок: белой, оранжевой, зеленой.
Обед.
Мы едим вместе с Мессудом сухой, постный кускус. Это блюдо из пшена, кусков сушеной баранины, кореньев и каких-то трав. После кускуса десерт: орехи с солью.
Нельзя сказать, что погонщики верблюдов не придерживаются во время еды правил хорошего тона. У них есть скатерти, да еще какие!
Да, да, эти арабские скатерти, расстеленные в палатках погонщиков верблюдов, весьма практичная вещь! В них множество карманов и складок. Когда после еды скатерть складывают, в них можно хранить муку, соль, табак или сушеную саранчу.
У Мессуда торжественное выражение лица.
— Это трехсотое путешествие, которое я совершаю вместе с пророком.
— Вместе с пророком? А я и не заметил, что у нас на палубе такой приятный спутник, — острит Божек.
— Клянусь моей бородой, пророк действительно с нами, — доверительно приглушает свой голос хаджи Мессуд. — Вы посмотрите, на шее у меня священный гамайль, а на голове зеленый тюрбан. Знаете, что это значит? Это значит, что я был в священном городе ислама и что я семь раз обошел вокруг Каабы. Я настоящий хаджи. Не какой-нибудь мошенник, присвоивший себе этот титул для рекламы, а сам и носа не высовывавший дальше своего города. Я человек, который побил в себе дьявола камнями. Поэтому пророк всегда со мной. А раз это так, то он, вне всякого сомнения, принимает участие во всех моих торговых делах.
— Тогда пророк должен иметь долю в прибылях или хотя бы комиссионные, как компаньон, — снова поддразнивает Божек.
— Совершенно справедливо! С любой прибыли моей фирмы одна треть идет моему компаньону Мухамеду ибн Абдаллаху. Для меня это выгодно, потому что я плачу налог на 40 процентов меньше.
— Черт побери! — всерьез заинтересовываемся мы, — но кто же хранит эти деньги? Пророк?
— Разумеется, я, — белые зубы засветились на небритом смуглом лице Мессуда. — Пророк в своей святости не нуждается в моих жалких грошах, тем более что сам он вот уже тринадцать веков как мертв. Но память о нем священна и вечно будет жить в сердцах верующих!
Разговор оборвался.
О своем компаньоне Мессуд вспомнил лишь к концу дня, когда оранжевое, как огромный апельсин, солнце начало погружаться в океан песка, а темные силуэты каравана стали вырисовываться на пылающем горизонте.
Все сошли с верблюдов.
Слова вечной молитвы, читаемой Мессудом, далеко разносились в пустынных просторах.
«Во имя бога наимилосерднейшего! Слава и хвала аллаху, господину мира, всемилостивому, который будет судить всех в последний день! К тебе взываем: веди нас путем тех, к кому ты милостив, а не путем тех, кто заблуждается. Ибо нет бога, кроме аллаха, и Магомет пророк его».
Голос Мессуда, водителя каравана, звучал пламенно, тем более что в своей молитве наш милый хаджи упоминал и о своем торговом компаньоне.
Мессуд явно колебался между верой в своего пророка и верой в свои проценты.
Мы находимся где-то между Уэд Гадидом и Уэд Зербой, на пути к самому северному пункту военной территории юга, — Улед Джеллалу.
Кхабир Мессуд, водитель нашего маленького каравана, дает знак к краткой остановке. Над песчаными дюнами несутся слова утренней молитвы — эль-фагр, которую кочевник поэтически называет «молитвой утренней зари».
«Во имя бога наимилосердного! Присягаю в день воскрешения: поверит ли человек, что я смогу собрать кости его? Воистину, смогу это и соберу даже самые мелкие кости пальцев его!»
— Цитата из суры воскрешения, — шепчет Божек, вглядываясь в светлеющую даль.
Вездесущая, непостижимая песчаная пыль повсюду. Ею покрыты руки и волосы. И вокруг нас один песок… кроме нескольких балисес — металлических бочек, обозначающих дорогу. Да и те тоже наполнены песком, чтобы жаркий ветер пустыни не перевернул их.
Понемногу песчаная пустыня начинает менять свой облик. На горизонте вырисовывается холм, его плоская, будто срезанная вершина покрыта каменными развалинами. На востоке, уже разгорающемся золотисто-красными отблесками, маячит несколько пальм. Еще мгновенье, и над горизонтом покажется раскаленный солнечный диск, источник жизни.
Кто хоть немного знаком с древней литературой Востока, тот не может не вспомнить гимна во славу североафриканского солнца, сложенного египетским владыкой Эшнатоном:
Твое появление непостижимо,
О животворный диск, существующий извечно.
Когда ты появляешься на восточном краю неба,
Ты наполняешь весь мир своим светом,
Ибо ты, Солнце, прекрасно и величественно,
Ты царишь над Землей, а твои лучи
Обнимают все… живое и неживое.
Этот гимн был сложен в 1370 году до н. э., но звучит он и сегодня, спустя 3330 лет, вполне современно. Его строфы будут трогать сердца и через десять и двадцать тысяч лет, хотя и Земля и ее обитатели станут уже иными. Пустыня Эс-Сохра — Сахара, как раз такое место, где более ощутимо, чем где бы то ни было, осознаешь смысл времени.
Караван между тем продвинулся к северу. До расстилающегося впереди Каменистого нагорья с растущими на нем там и сям пучками зелени можно, кажется, дотянуться рукой. Здесь мы услышали о подземном туннеле, который якобы тянется под пустыней и соединяет Шотт-эль-Мельргир с колодцами лагуатских оазисов.
