— Впереди еще много работы. Вам следует поберечь силы, Илларионыч.
На охоту мы пошли втроем: Костя, Курбан-Нияз и я. Курбан-Нияз обычно не ловил змей. Да мы и не требовали от него этого. Найдя змею, проводник звал кого-нибудь из нас. Проводник — значит, показывай дорогу, выводи на нужные места, а со змеями мы и сами справимся.
Курбан-Нияз не боялся змей, но и не любил их. Когда змея попадала в мешок, проводник молитвенно проводил ладонями по лицу и произносил: «О-омин!» Делал это он полушутя-полусерьезно. Ему было совершенно безразлично, ядовитой или неядовитой была пойманная змея.
Как-то идя по джару, мы наткнулись на след крупной змеи.
Костя нагнулся к земле, чтобы определить, в какую сторону уползла змея. Я тоже нагнулся, стараясь самостоятельно решить ту же задачу. У меня ничего не вышло, а Костя ничего не объяснил. Я оторвал взгляд от земли и посмотрел вперед. Наш проводник вел себя очень странно. Он ушел было вперед и уже заворачивал на изгиб джара, как вдруг попятился и, осторожно шагая на носках, испуганно оглядываясь назад, пошел к нам.
— Кто там? Звери? — спросил я.
Мы иногда натыкались на кабанов или джейранов.
— Нет, — шепотом ответил проводник. — Там под обрывом лежит двухголовая змея.
— Где? — загорелся Костя.
— Сразу за поворотом джара справа. Костя, не ходи! Укусит!
Не слушая проводника, Костя бросился за поворот. Я отстал от него не больше чем на секунду и все же опоздал. Когда я выскочил из-за поворота, то толстая желто-серая змея уже извивалась в руке у Кости. Хвоста у нее почему-то не было. Свободной рукой Костя тянул из кармана рулетку.
— Берегись, Костя! — крикнул Курбан-Нияз, выглядывая из-за поворота. — Змея укусит тебя второй головой!
— Иди сюда и покажи мне вторую голову, чтобы я знал, где она! — сердито ответил Костя, измеряя змею.
Проводник с опаской подошел к нему и палкой показал туда, где у змей обычно бывает хвост. Это место действительно очень походило на голову.
— Вот вторая голова! У этой змеи хвоста нет!
— Учу я тебя, учу, а все без толку, — с досадой сказал Костя. — Разве может быть змея без хвоста? И потом, какая же это страшная змея? Это же восточный удавчик. Самое безобидное создание! Хвост у него короткий, тупой и почти такой же толщины, как и голова. Иди поближе, посмотри сам!
— Скажи, пожалуйста, — удивлялся потом проводник, — все говорили и я сам считал, что это самая опасная змея. Всю свою жизнь этому верил, а это оказывается совсем не так. Сколько живешь, столько учиться надо. Правильно я говорю, Костя?
Костя кончил осматривать удавчика и отбросил его в сторону.
— У русских говорят: век живи — век учись. Мы вернулись к оставленному змеиному следу.
— Вот смотри, как определить направление движения змеи, — показал мне Костя. — Волоча по земле туловище, змея цепляет камешки и крупные песчинки и передвигает их в направлении своего движения. Травинки тоже бывают пригнуты в ту сторону, куда ползла змея.
Костя пошел вперед. Он был так увлечен разглядыванием следа, что ничего не замечал вокруг и прошел мимо длинной извилистой щели, прорезавшей стенку обрыва снизу доверху. Я скользнул взглядом по стене и замер. Из щели медленно высунулась темная голова крупной змеи, похожей на кобру. Она повернулась туда-сюда и уставилась на меня неправдоподобно большими глазами. От Кости она была всего лишь в метре.
— Костя! — крикнул я. — Позади тебя в щели кобра! Плавно присев. Костя медленно повернулся к щели. Я хотел кинуться на помощь, но в это время Костя спокойно сказал:
— С места не сходи. Стой и тихонько раскачивайся из стороны в сторону. Отвлекай внимание змеи!
Я принялся качаться, а Костя как-то сжался и вдруг рывком схватил змеиную голову рукой. Я обмер, а Костя, не торопясь, подцепил шею змеи пальцами и потянул к себе. Змея упиралась, пыталась вырваться и громко шипела. Костю это не пугало. Он вытащил змею из щели, осмотрел и довольный сказал:
— Большеглазый полоз. Отличный экземпляр!
Глаза у этого полоза не меньше копейки, а длина метра полтора. Костя измерил полоза, поставил ему номер и бросил в заросли. Неядовитые змеи ему не были нужны.
В лагере нас ожидал сюрприз. Илларионыч чистил рыбу и читал нотацию шоферу.
— Откуда рыба, Ларивонч? — спросил Курбан-Нияз.
— Из реки. Я ведь не Гриша, двадцать пять часов в сутки спать не могу. Сел с удочками на бережке и наловил.
— Да разве я знал, что в такой мутной воде будет жить рыба? — оправдывался шофер. — И удочек у меня не было…
— Удочки в машине лежали. Надо было попробовать, а не спать!
Перед Илларионычем на доске лежали симпатичные сазанчики. Рыба была не очень крупной, граммов по двести каждая, но рыбин было десятка полтора.
— На уху хватит? — спросил Костя.
— Для настоящей ухи маловато, но вода рыбой пахнуть будет!
— А на что ловил?
— На тесто.
— Завтра за змеями не пойдем, — решил Костя. — Устроим выходной день и порыбачим.
На рассвете следующего дня мы отправились на рыбалку. Только Курбан-Нияз остался спать. Он не умел ловить рыбу.
От темной хмурой воды тянуло пронизывающей холодной сыростью. Чуть покачивались под легким ветерком камыши. Тихо. Только ниже по течению реки, на перекате, временами что-то булькало да где-то далеко в тугаях тоскливо подвывал шакаленок.
Мы разошлись по берегу заводи. Свистнули лески, булькнули грузила, и на воде замерли красные перья поплавков. Я устроился на мысу недалеко от камышей. Заводь лежала передо мной как на ладони. Костя присел на камень и что-то записывал в блокнот. Григорий забрался на ствол дерева, склонившегося над водой, а Илларионыч уселся почти на середине изогнувшейся подковой заводи и забросил удочки к одинокому кусту камыша.
Клева не было, и все сидели неподвижно. Без единой поклевки прошло около часа. За воротник лезла противная сырость. Мерзли руки. Мне надоело сидеть на одном месте, и я перешел поближе к камышам. На новом месте результат тот же: поплавки оставались неподвижными. Я уселся на песок, поднял воротник, засунул руки в рукава, зевал и даже подремывал. Вдруг как-то сразу посветлело. Нежно-розовым цветом засветилась вода. Даже зеленые камыши стали розоватыми. Солнце взошло! Сразу потеплело, и дремать стало еще приятнее.
Что-то булькнуло и заплескалось в той стороне, где сидел Илларионыч. Из-за камыша донесся свист рассекающей воду лески и ликующе-тревожный голос рыболова:
— Врешь, милый, не уйдешь! Так, так, так. Иди, иди поближе! Ох! Ну! Ну!
Минута-другая возни и…
— Хлопцы, почин!
— Крупный? — громко спросил я.
