Алексей Вышеславцев - Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.

Выступающие мысы Явы, Firstpoint, Secondpoint и Thirdpoint, один за другим приближали к нам берег и зелень, с её бальзамическими ароматами и прелестью чудных картин, освещаемых здешним солнцем. Вечером мы бросили якорь в Pepper-Bay, на глубине пятнадцати сажен. На другой день я встал прежде солнца и вышел к нему навстречу, наверх. Перед нами была высокая гора Ранконг; она поднималась в нескольких милях от берега, который тянулся от нас по обе стороны непрерывными лесами. Многое еще скрывал туман; но косвенные лучи солнца, хлынувшие сквозь расселины Ранконга, рассеяли туман и разбудили долины, лес и море.

К нам спешила на веслах маленькая лодочка; бамбуковая мачта её лежала на двух подставках вдоль судна; на нем сидели два существа, какие-то сморщенные, старые, прикрытые тряпками, вместо всякой одежды; сидели они в своей выдолбленной лодке на корточках, одно у кормы, гребя маленькою лопаточкой, заменявшею ему и руль, другое на носу. Мы им бросили конец. He смотря на очень близкое расстояние, нельзя было положительно сказать, с кем мы имели дело, с двумя старухами или стариками? У обоих на голове были длинные седые волосы, на лице ни следа бороды; бесчисленное множество мелких морщин испещряли во всех направлениях их безжизненные, пергаментные маски. Голос их был без звука; они что-то жевали и шамкали своими мягкими губами. В лодке лежало все их хозяйство: плетеные из тростника конические шляпы, две чашки из кокосового ореха, канат, свитый из какой-то травы, деревянный якорь, несколько удочек и еще какая-то дрянь. Мы взяли у них вареного сладкого картофелю и очень подозрительную смесь чего-то сладкого и тягучего, завернутую в банановом листе. Другие, пристававшие к нам в продолжение дня лодки были и больше, и любопытнее. На одной из них сидела такая грациозная фигурка, что мы все невольно на нее засмотрелись. Была ли то девочка, или мальчик, также никто из нас не мог решить. He думайте, однако, что мы потеряли способность различать пол, оттого что попали на крайний Восток. И костюм, и подбородки без волос, и длинные волосы вводят здесь в сомнение всякого. Одна лодка везла нам целую коллекцию разнообразных пестрых птиц, другая — обезьян, третья — ананасы; на каждой была группа новых личностей. Здесь многие ходят голые; формы тела кажутся вычеканенными из бронзы; на некоторых были накинуты красиво драпировавшиеся красные платки, белые чалмы, тростниковые шляпы: все пестро, живописно среди этих прекрасных берегов и очаровательной местности. Это морское население иногда изменяет своим мирным привычкам, и жители его являются страшными морскими разбойниками (orangs laüt, по-малайски), вооружаясь намазанными ядом кинжалами (cris). Лодки их нападают на небольшие суда и соединяются часто в целые вооруженные флотилии каким-нибудь предприимчивым флибустьером. Часу в третьем мы проходили в виду Анжера. Там, на вершине широковетвистого дерева (Ficus religiosa) краснел голландский флаг, и маяк, выстроенный на Четвертом мысе (Fourthpoint), ярко отделялся от окружавшей его зелени. Ясно виднелись белые домики Анжера и суда, стоявшие на рейде, в числе которых был и наш Японец. Слева придвигался остров Thwart the way, точно старый, запущенный сад: никаких других форм, кроме полукруглых масс густой листвы и всех возможных зеленых цветов; только формы зелени обрисовывали или углублявшиеся бухты, или вступавшие мысы. В этой таинственной группе дерев, столпившихся в непроницаемую сень, было столько заманчивого, что невольно фантазия увлекалась во мрак её затишья и рисовала капризные узоры и разные прибавления….

Недалеко от Thwart the way — островок Button, точно корзина цветов, качающаяся на воде: название очень приличное этому грациозному островку (бутончик). Вообразите себе букет, составленный из зелени, где, вместо маленьких трав и веточек, исполинская листва сначала широковетвистых дерев, над которыми возвышаются другие формы более высоких, и наконец стволы пальм и папоротников, увенчанных качающимися вершинами. На одной выдавшейся ветке качалось что-то черное. «Птица», говорили одни; «обезьяна», подхватили другие, и все спешили согласиться с последними; почему-то все были бы гораздо довольнее, если б это была действительно обезьяна, a не птица!

Но вид радостной картины вдруг изменился. Черная туча наступала со стороны Явы. Горы, холмы и берега потемнели, почернели; темная полоса двигалась к нам по воде, начинавшей уже бурлить и волноваться. Вскоре разразилась гроза с проливным дождем. Но потом скоро опять солнце с картиной его заката, с пурпуром, золотом и роскошью света.

Ночью опять стали на якорь. He отмечаю чисел, надеясь, что это для вас решительно все равно. Утром, на другой день, проходили Яванским морем, вблизи двух зеленокудрых островов, названных очень удачно Двумя братьями (Two Brothers).

Проходя проливом Банка, видели отлогие берега Суматры и далеко-далеко туманные, неясные очертания какой-то высокой горы.

Два дня шли по Малайскому морю, частью на парах, частью под парусами. 14-го июля, проливом Рио, вошли в Сингапурский пролив и вечером бросили якорь на сингапурском рейде. Сингапур, как индейский маг, в ризе из золота и света, встретил нас, утопая в огне заходящего солнца. Последний день был днем прогулки, a не плавания. Пролив Рио очень узок; в иных местах, до обоих его берегов, было не больше мили. Сотни островов украшают справа и слева дорогу; едешь точно по аллее парка. A растительность, кажется, хочет доказать свое неистощимое разнообразие; и что за воздушная перспектива, что за волшебная панорама! К вечеру показались суда, стоявшие близ Сингапура. Солнце садилось за городом в блеске и зареве, горя ярким золотом, щедро бросая его на холмы и зелень, на море и острова. На горящем фоне неба рисовались легкие очерки холмов, увенчанных пальмами; вдали из-за леса клубами вырывался дым; огоньки начинали показываться между зеленью и на рейде. Солнце садилось; горячий отблеск его уменьшался и холодел; луна выплывала с противоположной стороны, полная, горящая, теплая, серебря легкие массы облаков причудливых форм. Зажглись звезды, затеплился Южный Крест (спутник наш уже более полугода) своим мирным сиянием, словно лампада перед Мадонною. Мы идем; машина однообразно и мерно постукивает; лес мачт все ближе и ближе; вот уже одно судно за нами; вот их около десяти, которое сбоку, которое перед носом; с бака раздается голос капитана: «Самый малый ход!» наконец команда: «Из бухты вон: отдай якорь!» Цепь с тяжелым двузубцем, с громом, покатилась и что-то тяжелое шлепнулось: так и чувствуется, вместе с звуком. сила падения.

Итак, после пятидесяти дней моря — мирная пристань, и где пристань!.. Ни законопаченных люков, ни сырости, ни мокроты, ни солонины; роскошная природа и изобилие, новые нравы, новые люди, Восток с сказочною обстановкой и естественным неистощимым богатством.