Отыскав более или менее цивилизованное кафе, вчера вечером я попытался съесть курицу. Заказ принимала вежливая официантка. Симпатичная в общем-то девушка. Единственная проблема: как и все в Китае, она любила харкать на пол. Удивительная национальная особенность: все, с кем бы вы ни разговаривали, посреди разговора вдруг начинают громко прочищать горло и отвратительно харкают прямо вам под ноги. На пальцах я пытался объяснить официантке, что хотел бы не очень spice, не совсем огнедышащее блюдо, а так, средней остроты. Та вроде бы поняла. Но есть принесенное ею блюдо я все равно не смог.
От первого же кусочка курицы у меня запылал мозг. Прежде я не мог и представить, что еда бывает настолько острой. Я почувствовал, что сейчас потеряю сознание и вниз лицом упаду на заплеванный пол. Недожеванный кусок я выплюнул назад в тарелку. Попытался закусить кусочком хлеба, чтобы сбить остроту. Это было бесполезно: вкус перца я чувствовал на языке еще сутки.
Совсем вечером я повторил попытку. Зашел в другое кафе и заказал совсем другое блюдо. Результат оказался точно таким же. Дальше экспериментировать было бесполезно. Пора было переходить на европейский фаст-фут: чипсы, снеки, сандвичи, комбинированные обеды в McDonalds. Так что утром в продовольственной лавке на автовокзале я купил себе вроде бы арахис: небольшой пакетик, надпись иероглифами, внутри на ощупь что-то круглое. Не ахти что, но перед этим я не ел уже почти сутки. Пусть теперь будут хотя бы орешки.
Стоит ли говорить, что никакого арахиса в пакетике я не нашел? Когда я заглянул внутрь, там обнаружился чей-то порубленный на позвонки хвост. Запах от него шел омерзительный. Поесть опять не удалось.
Времени до моего отлета из Китая оставалось еще почти два дня. Я решил, что успеваю съездить в город Лешань. Главная тамошняя достопримечательность – гигантская статуя Большого Будды, который по-китайски называется Ду-Фо.
От пирса к изваянию ходят хлипкие прогулочные суденышки. Я купил билет и поднялся на борт. Матросы велели всем надеть оранжевые спасательные жилеты. Они были старые, потертые. Едва отвязали веревки, которыми кораблик был привязан к причалу, как течение подхватило нас, отнесло на середину реки, начало разворачивать носом на скалы. Рулевой крутанул штурвал, кораблик заскрипел, задрал нос и Большого Будду я увидел неожиданно. Он был неимоверно огромный.
Скала рассекала реку почти пополам. И на ней, во всю высоту, был высечен Ду-Фо. Колени до высоты девятиэтажного дома. Туловище размером с футбольное поле. Голова – будто церковный купол.
Корабль сразу же снесло в сторону. Вода в реке была цвета капуччино. Иногда вдоль борта проплывали отломанные ветки или полиэтиленовые пакеты, и тогда становилось заметно, какое бешеное в реке течение. Полторы тысячи лет назад кататься по этой реке решился бы только полный псих. Изгиб считался смертельно опасным. Корабли бились о скалы, людей затягивало в водовороты, грузы ухали на дно, капитаны бледнели, едва заслышав слово «Лешань». А в хижине на берегу, неподалеку отсюда, жил буддийский монах. Он видел, что творится, и очень переживал. Для него суть проблемы была ясна: у данного места что-то напутано с кармой. Как-то к его хижине вынесло очередную порцию утопленников, и после этого монах все-таки решил вмешаться. Из скалы, о которую так долго бились лбы моряков, он решил высечь статую Будды. Взял кайло и молоток и отправился ваять.
Для Китая это были тяжелые времена. Последние пару-тройку веков Поднебесную лихорадило. Династии сменяли друг дружку так быстро, что рябило в глазах. Сперва то, что было единым Китаем, оказалось поделено между четырьмя враждующими государствами. Еще через двадцать лет – уже между девятью. Без перерывов шли гражданские войны, военные перевороты, массовые репрессии населения и вторжения варваров. Воевали все против всех. В результате за триста лет население Поднебесной сократилось с пятидесяти шести миллионов человек до одиннадцати миллионов. Больше чем в пять раз...
Монах все работал. Полтора десятилетия ушло только на то, чтобы высечь гигантские Буддины ноги. А впереди была еще самая сложная часть работы. Каждое утро монах просыпался, брал свое затупившееся кайло и шел рубить скалу. Спешить ему было некуда. Предыдущий Китай уже умер, а новый еще не родился. Страна зарастала лесами. Поскольку крестьяне больше не обрабатывали землю, в стране царил голод. Хроники утверждают, что людоедство приобрело массовые масштабы. Столица Сиань лежала в руинах. Императорский дворец зарос травой и бурьяном. Среди рухнувших перекрытий и треснувших стен ютились выжившие придворные. У них больше не было ни одежды, ни оружия, ни печатей, а пищу они добывали, собирая съедобные коренья.
Рулевой еще раз развернулся и попробовал подойти к скале как можно ближе. Перекрикивая двигатели, тетка-экскурсоводка предлагала всего за семь юаней сфотографироваться на фоне очередного чуда света. В одной руке я держал сигарету, а второй держался за бортик, чтобы не упасть. Никто не знает, сколько лет нашему миру. Никто не знает, сколько миров родилось на протяжении истории человечества. Но совершенно точно известно, что сегодня все эти миры мертвы.
Каждая культура несет в себе семена собственного уничтожения. Не важно, каким будет способ, но однажды эта программа заработает и культура падет. Одни цивилизации гибнут под натиском варваров. Другие сгорают в огне гражданской войны. Третьи встречают конец в затяжной и бессмысленной борьбе с соседями. Четвертые тихо разлагаются под собственной тяжестью. Но ровно через пятнадцать веков после рождения умирает каждая из появившихся культур.
Китайская цивилизация родилась в незапамятной древности. О том, как именно это произошло, сказать историкам почти нечего. Известно лишь, что первые китайские династии Ся и Шан правили страной полторы тысячи лет, а потом пали. На величественные китайские столицы набросились голодные орды варваров, а сами китайцы были так истощены, что уже не могли себя защитить. Императоры пытались бежать и переносили столицу все восточнее. Суровым богам они приносили все более кровавые жертвы. Но совладать с ситуацией китайские боги так и не смогли. Время допотопного Китая кончилось, императорские дворцы ушли под землю, а на руинах городов теперь жили лишь одичавшие собаки. Старинные летописи рассказывали, что пришел момент, когда китайцам пришлось все начинать с чистого листа.
Они и начали. Дворцы были отстроены заново, поэты сложили прекрасные оды, а философы попробовали очередной раз объяснить мир. Тяжелые времена для империи остались в прошлом. Варваров отогнали от границ, политическая и экономическая системы были отлажены. Дальше можно было бы жить да радоваться. А вместо этого ровно пятнадцать веков спустя Китай вдруг взял и опять умер.
