На заднем плане ворковал телевизор, по которому передавали новости «Аль-Джазиры». В Каире, куда нам завтра лететь, продолжается кровопролитие. За сегодняшний день – два десятка убитых, полсотни раненых.
– Вот она, арабская весна, – сказал Прашант.
– Арабский нефтяной ключ68, – поправил Уорку. – Неплохое название для корпорации. А вообще все это – йесат эрат. Ужин для огня.
– Ужин для огня?
– Выражение такое. Например, когда большое количество людей погибает на войне или от кровавого режима, как при Дерге, про них говорят «ужин для огня». А еще иногда так говорят обо всем, что забывается. «Любая история – ужин для огня». Зависит от контекста. У нас вообще много поговорок, связанных с огнем.
– А какие еще есть?
– «Сын огня – пепел», например. Это было сказано про императора Йоханныса и его сына Йясу, а теперь вошло в поговорку. На смену любому хорошему правителю обязательно приходит деспот.
– «Война – отец всех вещей».
– Это откуда?
– Это Гераклит сказал. У него, кажется, тоже все было связано с огнем.
– Гераклит – грек?
– Грек. Гераклит Эфесский.
– Тогда понятно: стырил у эфиопов.
– Уорку, Гераклит жил в VI веке до нашей эры.
– А мы что, тогда не жили?
– Да, но…
– Я шучу. На самом деле у нас огонь – это не только война, даже наоборот. Праздник Мескель. Знаешь легенду Мескеля? То есть там несколько легенд. Самая популярная гласит, что в незапамятные времена, когда в Эфиопии были голод и война… А когда их у нас не было? Короче, была война, и один из отцов церкви предрек, что мир наступит только после того, как будет найден крест Спасителя. А чтобы его найти, люди должны развести громадный костер. Дым поднимется до небес и опустится на землю ровно в том месте, где зарыт крест. А по другой легенде, это византийцы нашли крест Спасителя в Иерусалиме, и их византийский император приказал развести костер. Дым поднялся до небес и был виден в Эфиопии. Короче, каждый год в праздник Мескель у нас жгут костры. Если б вы погостили чуть подольше, увидели бы сами. Костер – символ возрождения.
– Птица Феникс тоже из Эфиопии?
– Конечно. У нас вообще много птиц. Ибисы там, пеликаны…
***
Через некоторое время после возвращения в Нью-Йорк я стал получать странные письма. Первое было от Гетачоу. «Hell!»69 – писал он, видимо, имея в виду «hello», и, представившись как «твой друг Гетачоу из Лалибэлы», напоминал о моем «обещании» помочь ему с обучением и расходами на жизнь в Аддисе. «Вот я зачем, – писал Гетачоу из Лалибэлы, – для тебе я есть выпускные баллы так что знаешь, что вам не вру». Далее следовала ссылка на веб-сайт эфиопского министерства образования, где можно было найти ведомость учащегося Гетачоу Уондуоссена. Разумеется, пароль, который требовалось ввести, чтобы получить доступ к ведомости, в письме не указывался. Затем пришли два или три письма, явно откуда-то скопированных, где воспевались добродетели щедрого спонсора. «Я не ищу богатства и роскоши. Молитвы мои, далекий брат, лишь о твоем здоровье и благополучии. Если бы не ты, никогда бы я не приобрел тех знаний, что помогают мне идти к великой цели, о которой ты наставлял меня в день нашей встречи». Снизу стояла неизменная подпись «твой друг Гетачоу из Лалибэлы», а за ней – незнакомое имя получателя в Аддис-Абебе, на которое следовало перевести деньги через систему Western Union.
С каждым разом письма от «Гетачоу из Лалибэлы» все больше напоминали те послания от «принца из Нигерии», которые неоднократно получал всякий, кто пользуется электронной почтой. Вот я и познакомился с тем самым «принцем». Выходит, Прашант был прав. Ну и что? «Какая разница? Ты же видел, как они живут…» Мои слова. Но ведь обидно! Обида успешно борется с состраданием и, одерживая победу, призывает в свидетели здравый смысл. Действительно, глупо высылать деньги без малейшей гарантии, что они дойдут до того, кому они предназначались. Что если Гетачоу попросту передал (продал) мой адрес какому-нибудь «специалисту по разводке туристов»? Возможно, конечно, что этот специалист – он сам, но почему-то не верится. Впрочем, не в этом дело. Сомнения легко побеждают, потому что сострадание – не сострадание вовсе, а попытка задешево откупиться. Когда я работал в Гане, прекрасно это понимал. Вот и Уорку, к которому я обратился за советом, подтвердил то, что я понимал, но с удобством для себя забыл: «Если ты хочешь реально помочь, приезжай в Аддис и работай здесь врачом. Я буду рад тебе в этом посодействовать. А письма, которые ты мне переслал, – очевидная лажа. Не вздумай связываться».
И все-таки что если, вопреки здравому смыслу, история «Гетачоу из Лалибэлы» – не выдумка? Допустим, он копировал дурацкие образцы из письмовника просто потому, что ему тяжело писать по-английски. Как проверить? «Дорогой Гетачоу! Я хотел бы связаться с семьей той женщины из Англии, которая тебе помогала. Если тебе не трудно, пришли мне, пожалуйста, их координаты». После довольно продолжительного молчания я получил ответ, но не от Гетачоу, а от некоего господина из Англии, отрекомендовавшегося братом покойной опекунши Гетачоу Уондуоссена. Письмо было написано на правильном английском, но что-то было не так. Странный стиль, англичане и американцы так не пишут. Перечитав несколько раз, я впервые обратил внимание на подпись отправителя: «francis John». Вот и разгадка: «francis John», «getachew Wondwossen». Вместо имени и фамилии – два имени, первое – со строчной, второе – с прописной. У амхарцев ведь нет ни фамилий, ни правил их написания, есть только имя и отчество.
На обратном пути, во время пересадки в Каире, у меня впервые за всю поездку появилась возможность проверить электронную почту. В почтовом ящике меня ждало письмо от Деми. Она писала, что ее матери уже лучше, операция прошла успешно, и что сама она вылетает из Рима через неделю, но летит не в Аддис, как собиралась, а в Сану. Что, между прочим, не так уж далеко от Эфиопии, где, по ее подсчетам, я до сих пор нахожусь и от которой наверняка уже начал уставать. Короче, не хочу ли я – в порядке смены декораций – присоединиться к ней в Сане? Письмо было недельной давности.
Увы, в Сану, столицу Йемена, меня не пустят по той же причине, что и в Судан. Вряд ли я там когда-нибудь окажусь. Конечно, можно оформить новый паспорт, в котором не будет свидетельства о визите в Израиль. Но зачем? Тут, как говорится, дело принципа. Да и вообще… Хорошо, когда на карте мира есть места, где ты не рассчитываешь когда-либо побывать. Что-то в этом есть. В детстве и юношестве казалось, что впереди бесконечность, однако в какой-то момент человек вступает в пору зрелости (читай: в пору смертности). И на карте появляется все больше «мертвых участков» – тех мест, где тебя не было, нет и, по всей видимости, никогда не будет. Об этом говорится в стихах Алексея Цветкова: «но поскольку я в локарно не был / я в локарно почитай что умер». Человек испытывает смерть везде, кроме своего сиюминутного «здесь». В данный момент это интернет-кафе в Каирском аэропорту – единственное, что отделяет меня от смерти, от того, чтобы быть мертвым всюду. Точка, где я существую. Остальное – йемен. «Что в йемене тебе моем?»
