Да, теперь, увидев себя со стороны, он окончательно осознал: он странный, не от мира сего, он, в сущности, не живет, как все люди. То, что делает он, — лишь слабый отсвет того, о чем думает, что хотел бы делать. Каким умелым, удачливым, сильным бывал он в воображении, в своих пестрых фантазиях, и как бледно, тускло выглядело все в действительности. Актер, спортсмен, художник, директор крупного завода, капитан корабля, музыкант — кем он только не перебывал! И каждый раз не просто актер, не просто спортсмен или музыкант. Великий актер, знаменитый спортсмен, музыкант-виртуоз! Мастер своего дела, перед которым преклоняются люди. А уж про успехи у женщин и говорить не приходится… Странная уверенность жила в нем: он мог бы и на самом деле добиться всего этого. Пусть не в такой уж превосходной степени, но… Но как это сделать? Что мешает ему?
Стоя невдалеке от того самого места, где совершил вчера свой «героический» поступок, он ненавидел себя. Он презирал себя, он страстно желал, он молился, чтобы девушка не пришла. Подойти к ней сейчас, в этом состоянии, в каком он был, казалось немыслимым, и в воображении уже разыгрывалась такая сцена: она идет, а он прирос к месту, не в силах шаг сделать ей навстречу, она проходит мимо — навсегда! — и ему остается разве что… Да, покончить раз и навсегда. Вопрос только в том, каким способом…
Занятый своими мрачными мыслями, он услышал веселый и звякающий звук и вслед за тем раскаты смеха. Не успев еще представить себе картину своей романтической гибели, он вернулся к действительности и посмотрел в ту сторону, откуда слышался хохот.
На парапете, ограничивающем спуск в подземный переход, как раз над головами идущих по лестнице из-под земли и под землю, расположилась компания молодых парней. В первый миг Алексей еще не понял, что так веселит их, но, когда осознал, ему стало ужасно неприятно, даже мерзко. «Скоты, ах скоты!» — думал он, с ненавистью глядя на них. Лицо его побледнело.
Парней было пятеро. Трое сидели на парапете, двое стояли рядом, и все смотрели вниз, на людей. Только один, самый старший по возрасту и самый высокий, — по-видимому, заводила компании, — иногда, скучая, поднимал голову и лениво оглядывал проходящих поверху, особенно останавливая свое внимание на девушках, подмигивая им или отпуская вслед легкие шуточки. Тот, который стоял рядом с высоким, был в очках, с задумчивым лицом мыслителя, в вытянутых пальцах он держал полтинник, обыкновенный полтинник — монету из медно-никелевого сплава — и, как охотник или, скорее, как рыболов, вглядывался в проходящих под ним людей, в их стриженые или нестриженые, пышноволосые, кудрявые, лысые головы и, выбрав жертву, бросал чуть впереди нее, под ноги, блестящий кружок. Звеня, ударялся полтинник о каменные ступени, жертва поднимала его, тут же следовал окрик сверху, парень-«мыслитель» делал вид, что уронил случайно, и протягивал руку. И жертва — чаще всего это бывали пожилые люди, старушки, — кряхтя, шла наверх, огибала парапет, подходила, торопясь, к ребятам и протягивала кому-нибудь из них монету.
— Берите, сынки, не теряйте больше.
Бывало и так, что, погруженная в свои мысли и заботы, жертва не замечала упавший полтинник или просто не хотела поднять, но тогда кто-то из ребят, — как правило, «мыслитель» или высокий — окликал ее:
— Эй, не будете ли вы так добры…
Парни развлекались.
Страшного ничего не было как будто — ведь если кто-нибудь все же не выполнял просьбу парней, они отпускали его с миром и один из них даже раз сам бегал за монетой, которую никто не хотел поднимать, но происходящее почему-то безмерно разозлило Алексея. «Издеваются, — думал он, все больше злясь. — Издеваются над пожилыми. И этот длинный нахал… Девчонок задевает».
Девушки все не было, хотя часы показывали сорок пять минут седьмого, да ее и не будет сегодня — и никогда! — он уверился уже окончательно и стоял только по инерции, не зная, что делать дальше, как провести этот бесконечный вечер, — занятий в институте нет, а домой идти не хочется. И вообще на душе было кисло, не хотелось жить.
По ступенькам поднималась пожилая женщина, нагруженная сумками наперевес, «мыслитель», увидев ее, тотчас бросил монету, она покатилась, звеня и подпрыгивая, женщина мгновенно остановилась, провожая глазами блестящий кружок, потом сделала несколько шагов назад, вниз по ступенькам, и, взяв сумки в одну руку, с трудом наклонилась. Парни уже беззвучно смеялись, подталкивая друг друга локтями, а женщина, которой невдомек было посмотреть наверх, глазами поискала впереди предполагаемого владельца полтинника и, не найдя его, сунула монету в карман жакетки.
— Мамаша! — тотчас послышался сверху окрик «мыслителя». — Извините, но это я уронил.
Все пятеро сверху серьезно смотрели на женщину. Та смутилась, засуетилась как-то, торопясь, вытащила монету из кармана жакетки, заулыбалась испуганно, жалко и заторопилась наверх со своими сумками, держа монету в вытянутой руке, словно пытаясь всем своим видом показать раскаяние и готовность ее вернуть.
— Сюда, пожалуйста, — вежливо сказал «мыслитель», когда женщина поднялась, и она, пожилая, годящаяся любому из ребят чуть ли не в бабушки, отягощенная своей ношей, запыхавшаяся от подъема, послушно обогнула край парапета и, подойдя, протянула монету «мыслителю».
— Возьми, сынок, не теряй больше, — сказала она заискивающе.
Не успела она отойти, взяв по-прежнему в обе руки тяжелые свои сумки, как ребята разразились веселым, издевательским хохотом.
Почему она не плюнула в их подлые рожи? Чего она, старая, испугалась?
Ненавидя, испепеляя взглядом, смотрел Алексей на парней. Хохотал «мыслитель», растеряв всю свою сдержанность; перегибаясь пополам, дергаясь и паясничая, подпрыгивал от неудержимого смеха самый маленький, белобрысый, — он пытался изобразить, как женщина шла с монетой, перекосившись набок от тяжести своих сумок; снисходительно ухмылялся высокий. Сейчас было ясно видно, что все четверо, даже «мыслитель», работают на высокого — и только он один не поглощен происходящим, стоит выше, даже скучает и посматривает со вниманием по сторонам, опять, как видно, выискивая девушек, чтобы отпустить плоскую шуточку.
И вдруг высокий увидел Алексея. Блуждающий, ленивый, скучающий взгляд его мгновенно остановился и отвердел. Высокий заметил, с какой ненавистью смотрел на них Алексей, понял его взгляд. Не отводя глаз от лица Алексея, высокий медленно поднялся. И тотчас все четверо тоже посмотрели на Алексея. Тихо стало. Пять пар глаз, не отрываясь, смотрели в лицо наблюдателя-фантазера, а тот почувствовал, как холодок поднимается от середины живота и леденеет лицо. Словно прожекторы, сошедшиеся в одной точке и осветившие внезапно самолет-нарушитель, остановились на лице Алексея взгляды ребят, и он, недавно свободно реявший в бездне своих фантазий, безнаказанно несущий груз ненависти в отсеках своего сознания, показался теперь самому себе маленьким и беспомощным — яркая, видная всем, ослепленная прожекторами точка, вдруг потерявшая управление.
