Увы, поразиться пришлось самому Кабралу и его свите. Они были изумлены спокойствием своих гостей, их полнейшим безразличием к происходящему. Не обращая внимания на всю эту пышную церемонию, на угрожающий блеск оружия и мундиров, они зевнули и улеглись на дорогой ковер, намереваясь мирно отойти ко сну. Что было делать, скажите, в этой ситуации полномочному представителю португальского короля Мануэла Первого Счастливого?.. Кабрал поступил мудро: он велел принести подушки и покрывала. Индейцы и эти диковинки встретили как должное.
Они спали до утра, потом встали и отправились на землю, которая с нынешнего дня переставала быть их землей. Впрочем, этого индейцы еще не знали. Доверчиво снабдили они корабли дровами и питьевой водой в обмен на несколько старых рубах, ночных колпаков да несколько пар четок, которые они, сочтя украшением, намотали на руки.
Так свершилась первая торговая операция между далекой Португалией и ее новой колонией, получившей и последствии имя «Бразилия». Индейцы, надо полагать, не задумывались над историческим значением этого акта. Они доверчиво глядели вслед уходящим кораблям, не зная, что спустя несколько десятилетий их гости, столь доверчиво и радушно принятые на этой земле, вновь вернутся сюда, неся с собой порабощение и смерть. Они не могли глядеть в будущее, эти наивные, добродушные индейцы. Откуда им было знать, что спустя четыре с половиной столетия — 20 апреля 1970 года — газета «Жорнал до Бразил» опубликует следующую заметку, рассказывающую о судьбе их потомков: Последние триста индейцев паташос — того самого племени, которое некогда гостеприимно встретило Педро Алвареса Кабрала, — находятся под угрозой быть изгнанными с побережья близ Порту-Сегуру по требованию Бразильского института лесоразведения, который обвиняет паташос в том, что их посевы причиняют ущерб находящемуся здесь лесному массиву. ...Паташос из Порту-Сегуру находятся сегодня в состоянии крайней деградации, — писала «Жорнал до Бразил». — Они пытаются зарабатывать на жизнь, помогая рыбакам, которые уступают им небольшую часть улова. Считая индейцев ленивыми, жители Порту-Сегуру выгнали их с занимаемых ими земель и не позволяют найти какую-то работу в поселке».
Когда корабли Кабрала покинули бразильский берег, они оставили здесь двух португальцев. Их-то и можно считать первыми официальными представителями португальской короны в новой колонии: эти двое были преступниками, осужденными Лиссабоном на вечную ссылку.
Первое португальское поселение появилось в Бразилии тридцать лет спустя. А в 1549 году в колонию прибыл генерал-губернатор Томе де Соуза и с ним —группа иезуитов, которые впоследствии основали первую из бесчисленного множества миссий, целью которых было обращение «невежественных туземцев» в католическую веру. Новая колония заинтересовала Португалию как неисчерпаемый источник редких пород дерева и гигантская плантация сахарного тростника. Однако для снабжения Португалии деревом и сахаром кто-то должен был работать на плантациях сахарного тростника, рубить жакаранду и пау-бразил, обеспечивать колонистов провизией. И в поисках рабочих рук колонисты обратились к индейцам. Точнее говоря, не «обратились»: они стали превращать туземцев в рабов, игнорируя лицемерные папские буллы и королевские декреты, запрещавшие насильственное порабощение местного населения и фарисейски взывавшие к милосердию колонизаторов. Начался необратимый процесс закабаления и физического уничтожения индейского народа.
Колонизаторы вырезали целые племена, выжигали деревни, обращали в рабство мужчин, женщин и детей. В погоню за рабами начали снаряжать «бандейрас» — экспедиции, отправлявшиеся во внутренние районы страны. Каждая из них, возвращаясь, приводила по нескольку тысяч рабов, тех, кто остался в живых после кровавых набегов на индейские деревни.
Однако индейцы не подходили на роль рабочего скота. Очень часто, захваченные в плен и обращенные в рабство, они погибали уже через несколько недель. Это была странная смерть: индеец ложился на землю и лежал, глядя в небо. Лежал час, другой, а потом умирал. Умирал, потому что не мог жить в неволе. Взбешенные португальцы били невольников бичами, пытали, но ничего не могли с ними поделать. Индейцы продолжали умирать. И тогда португальцы обратились к другому источнику дешевой рабочей силы, лежащему на противоположном берегу Атлантики, — к Африке. Тысячи кораблей работорговцев потянулись сюда, в Бразилию, с трюмами, забитыми чернокожими невольниками. Но это уже другая история, а мы вернемся к индейцам.
Они не покорялись без боя. До сих пор помнят в Бразилии имя легендарного Аурикабы, вождя племени манау, боровшегося с конкистадорами не на жизнь, а на смерть. Он бросился, чтобы не быть плененным, в реку Рио-Негро. До сих пор вспоминают правнуки имя Сапе Тиараю, вождя гуарани, сражавшегося с испанцами. Бразильские летописцы рассказывают об удивительном мужестве вождя Пиражибе, который в бою с голландцами (кто только не заявлялся в те бурные годы к берегам Бразилии!), лишившись глаза, выбитого пулей, бился до тех пор, пока не упал замертво.
Чем стремительнее продвигалась «цивилизация», тем тяжелее приходилось аборигенам. Колонизаторы постепенно оттесняли их все дальше и дальше в глубь страны. Открытие золота в конце XVII века вызвало новый поток авантюристов, мечтавших о сказочном «Эльдорадо». Чтобы получить представление о масштабах безумия, охватившего в то время Бразилию, достаточно вспомнить, что в XVIII веке 35 процентов золота, добытого в мире, было извлечено из бразильских недр.
Затем пришла эпоха новой «лихорадки» — кофейной. Покорив сердце губернаторши острова Мартиника, молодой бразильский офицер Пальета, возвращаясь на родину, получил от нее букет цветов, в который вопреки строжайшему запрету была вложена горсть кофейных семян. Жена губернатора во имя любви совершила тягчайшее преступление: спустя несколько лет кофейные плантации заполнили все прибрежные районы Бразилии и вытеснили с мировых рынков мартиникский кофе. Кофейные деревца шагали все дальше и дальше от побережья, тесня племена гуарани, ботокудов, трумаи, камаюра. И именно здесь — в верховьях Шингу, в районе, где этот приток Амазонки рождается от слияния рек Кулуэне и Кулизеу, — они нашли идеальное убежище, самой природой защищенное от вторжения кровавых бандейрас. С юга доступ к плато блокировался отрогами хребта Ронкадор. С запада — рекой Сан-Мануэл. С севера — река Шингу, служившая, казалось, естественной дорогой в этот район из Амазонки, была почти непреодолимой из-за множества водопадов и порогов. Ну а с востока, откуда и надвигалась волна «белой цивилизации», верховья Шингу были надежно защищены реками Арагуая и Рио-дас-Мортес, полноводными, широкими, кишащими грозными пираньями, обросшие по берегам непроходимой сельвой, которая даже простую высадку с лодки на берег превращала в акт героизма и смертельного риска. Рио-дас-Мортес — что в переводе означает «Река Смертей» — не случайно получила это мрачное имя. Вплоть до XX века она оставалась крайним рубежом проникновения белого человека в верховья Шингу. Многие экспедиции доходили до нее и... либо поворачивали назад, либо бесследно исчезали в зеленой пучине сельвы.
