Ознакомительная версия.
Красноречивейшее, а может быть и точнейшее описание храма Святого Гроба оставил нам Шатобриан в своем Itinèraire; он был одним из последних европейских путешественников, которые навещали его пред этим несчастием. По этому описанию архитектура носила печать века Константина: украшения и колонны были коринфского ордена. Несмотря на то, что некоторые столпы и колонны были или очень тяжелы, или очень тонки, словом, что вообще не соответствовали вышине святилища, несмотря на то, что хоры греческие были ниже притвора, что неприятно действовало на глаз, прерывая вид свода, – все-таки храм был величествен, здание в прекрасном стиле и видны были следы великой пышности в украшениях. Соображаясь с этим описанием видно, что дело реставрации (восстановления) после пожара 1808 года, хотя поручено было архитектору, не отличавшемуся особенным вкусом, исполнено добросовестно по прежнему плану: не только сохранилось то же самое основание, но даже держались самым тщательным образом прежнего плана и в подробностях, пользуясь оставшимися стенами. Столпы еще тяжелее, нежели пишет Шатобриан, – купола возвышены менее, чем прежде; но разделение церквей то же самое, что прежде, и, где случится попасть на древний остаток или карниз стен, пробивается стиль византийский.
Храм Святого Гроба много бы выиграл, если бы царствовала в нем большая чистота; но вследствие отношений, в каких живут в нем разные вероисповедания, при соседстве соединенных с ним зданий, как-то монастырей греческого и латинского и других прилегающих турецких зданий, поддерживание чистоты становится вещью почти невозможной. И потому в некоторых частях, особенно в северной, грязь неописанная и вонь столь нестерпимая, что долгое в них пребывание почти невозможно.
Во всяком случае храм Гроба Господня если ныне и не может назваться прекрасным, но все же отличается некоторою величиною в размерах и древностью в стиле. Все еще он носит печать здания от времен Константина, ибо в отношении фундамента, стен и плана есть та же самая святыня. Никогда храм этот не был разорен совершенно и глас хвалебных песней на святых местах не умолкал в нем со времени обретения животворящего древа и восстановления с подобающею честью Голгофы и пещеры Святого Гроба.
Описав довольно подробно Святые места, заключающиеся в храме Святого Гроба, самый храм и его историю, над которою столько веков трудились критики, разбирая каждый отрывок в авторах, размеряя каждую пядь земли, каждое расстояние одного места от другого, доискиваясь справедливости каждого предания, – окончу мое описание словами Шатобриана: «Счастливы были древние паломники, – пишет он в своем путешествии, – что не имели надобности вдаваться в критику; ибо имели дело с людьми, религия которых никогда не спорит о правде, из которых каждый имел убеждение, что для того, дабы видеть край таким, каким он есть, надобно смотреть на него сквозь стекло его преданий и воспоминаний! В самом деле по Святой Земле надобно странствовать с Библией в руках и с Евангелием в сердце!»
Тому же, кто хочет путешествовать по Иудее с духом отрицания и сомнения, можно сказать, что не стоит ездить так далеко!
Иерусалим и Елеонская гора. Вид с северо-востока
Общий вид Иерусалима. – Долины и горы вокруг его. – Места древних стен Иерусалимских. – Нынешнее протяжение Иерусалима. – Врата его. – Кварталы – христианский, магометанский и еврейский. – Народонаселение в древности и ныне. – Число поклонников. – Улицы и площади. – Вид домов. – Собаки и нищие. – Общие обычаи жителей Иерусалима. – Вакуфы.
Невзирая на то, что я прочел почти все, что было у нас писано о Иерусалиме, прежде чем сподобил меня Бог увидеть его, не могу не сознаться, что я представлял себе вид его совершенно иным, нежели каков он есть в действительности, а чувство, наполнившее душу вследствие этого разочарования, можно сравнить лишь с тем ощущением, которое вероятно испытывал каждый, кому случалось возвращаться в родительский дом, оставленный им еще в детских летах: все в нем кажется нам мало и бедно в сравнении с теми представлениями, которые сохранились в детской памяти. То же самое чувство испытывается и здесь. Великие события, которые совершились в Святом Граде, сильно действуют на сердце каждого христианина, и невольно воображаешь, что и место этих действий должно соответствовать им своим внешним видом и положением. Вспоминая о событиях земной жизни Спасителя, по свойственной человеку немощи, мы все более склонны мечтать о Фаворе, то есть о славе Креста, нежели помышлять о Голгофе, которая служит символом «досады Креста», напоминая о страданиях, истощании и смерти Богочеловека. Вот почему и нынешнее уничиженное состояние Святого Града производит в душе нашей скорбное чувство: невольно забывается, что «вся слава дщери Царевой внутрь ея», а вспоминаются лишь «преславная, яже глаголашася о граде Божием». Охотно вспоминается торжественный въезд в него нашего Спасителя при восторженных кликах: «осанна сыну Давидову, благословен грядый во имя Господне Царь Израилев», и забывается, что спустя лишь несколько дней тот же самый народ, будучи подущен фарисеями и книжниками, вопиял: «возьми, распни, распни Его… кровь Его на нас и на чадех наших». Невольно вспоминается слава храма первого, и как-то не верится, чтобы храм второй – храм преславного Христова Воскресения, в столице христианства, мог в чем-нибудь уступать ему, а меж тем кто не ужаснется, видя уничиженное состояние его? Забывается плачь Спасителя о древнем Иерусалиме, от которого не осталось уже камня на камне, и Его определение о судьбе настоящего, что он будет предан на попрание язычников, пока не окончатся времена язычников; как-то забывается все это, и смотрящему на позорный плен этой колыбели христианского мира, царицы чудес и матери народов, становится грустно, невыразимо грустно и кажется, что одними лишь словами плача Иеремиина можно выразить то, что чувствует сердце в эти минуты. «Что мне сказать тебе, – вопиет этот пророк, как бы созерцая перед глазами нынешний Иерусалим, – с чем сравнить тебя, дщерь Иерусалима? чему уподобить тебя и чем утешить тебя, девица, дочь Сиона? ибо страдание твое велико, как море; кто может исцелить тебя? Пророки твои пророчествовали тебе ложное и нелепое, а беззаконие твое не раскрывали. Руками всплеснут о тебе все проходящие путем, свиснут и покачают головою о дщери Иерусалима: это ли город, который называли верх красоты, веселие всей земли?» (Плачь 2, 15).
Состоя в числе членов Иерусалимской духовной миссии, я въезжал в Иерусалим 2 февраля 1858 года. Несмотря на чрезвычайную усталость, с возрастающей все более и более сердечною тревогою, приближался я к месту, где Иерусалим первый раз представляется очам пилигрима. Солнце уже почти заходило и рассыпало золотистые краски по горизонту, когда мы достигли взгорья посреди большой плоскости, совершенно обнаженной и пустой на несколько верст, вокруг обставленной горами. На одной из них, на левой руке в отдалении, показалась группа зданий среди масличных деревьев, – то была священная вершина Елеона, а здания на ней – мусульманская мечеть и арабская деревушка. Подвинувшись еще несколько вперед, внезапно увидели мы перед собою город, – это Иерусалим, город, самими мусульманами называемый Ель-Кодс (Священный).
Ознакомительная версия.
