Мы спорили. Разложив на столе чистые листы бумаги, мы заглядывали в свои записные книжки и старались перекричать друг друга:
— В Лос-Анджелесе самые широкие, самые совершенные в мире автострады.
— В Лос-Анджелесе самый плохой, самый тяжелый в мире воздух.
— В Лос-Анджелесе все позволено, даже играть на сцене в чем мать родила.
— Городские правила Лос-Анджелеса, не отмененные до сих пор, запрещают солить огурцы в деловой части города, купать двух младенцев з одной ванне одновременно, продавать змей на улицах и стрелять зайцев из окон трамваев…
И все-таки мы решили рассказать о Голливуде, которому И. Ильф и Е. Петров посвятили в своей известной книге три главы. Они писали:
«Голливуд — правильно распланированный, отлично асфальтированный и прекрасно освещенный город, в котором живут триста тысяч человек. Все эти триста тысяч либо работают в кинопромышленности, либо обслуживают тех, кто в ней работает. Весь город занят одним делом — крутит картины, или, как выражаются в Голливуде, «выстреливает» картины. Треск съемочного аппарата очень похож на треск пулемета, отсюда и пошел термин «выстреливать». Все это почтенное общество «выстреливает» в год около восьмисот картин. Цифра грандиозная, как и все цифры в Америке».
— Асфальта и освещения в Голливуде прибавилось, — сказал нам известный кинокритик, когда мы прочитали ему этот абзац из «Одноэтажной Америки», и жителей в городе сейчас раза в три больше. Но в кинопромышленности осталось не более двадцати тысяч человек. Что касается картин, то прошлым летом во всем Голливуде «выстреливали» всего четыре картины, да так до сих пор и не «выстрелили».
Этого критика мы прозвали «оптимистом». По его мнению, Голливуд, подобно Римской империи, пал под ударами варваров. Под варварами он подразумевал телевидение и «независимые» «подпольные» кинокомпании, которые делают фильмы не в павильонах Голливуда, а прямо на улицах и площадях американских городов. Обходятся эти фильмы в десятки раз дешевле, а зрителей, особенно молодых, собирают больше. Ибо, как выяснилось, молодому зрителю надоели помпезные «Клеопатры» и «Лоуренсы Аравийские», ему хочется видеть на экране себе подобных людей, с их реальными, а не выдуманными проблемами.
Другой критик, принимавший участие в этой беседе, был явным пессимистом.
— Голливуд всегда останется Голливудом, и зрители будут смотреть то, что им показывает Голливуд, как бы они ни протестовали и ни сопротивлялись. Голливуд уже повенчался с телевидением, навязав последнему свои нравы, свою мораль и свои взгляды на искусство. Какая разница, где находится зритель — в кинотеатре или у себя дома? Впрочем, последнее еще страшнее.
— Запишите это в свои блокноты, джентльмены, — тоном мистера Адамса продолжал «пессимист». — Это очень, очень интересные цифры. Итак, записывайте. В среднем в каждой американской семье телевизор включен шесть часов сорок пять минут в сутки. Ребенок начинает сознательно тянуться к телевизионному экрану в возрасте трех-четырех лет, К 18 годам он проводит у телевидения не менее 20 тысяч часов, то есть на 65–70 процентов больше, чем в классе. Не зря мы называем наше телевидение «третьим родителем», подразумевая под этим его воспитательные функции. Что же видит наш ребенок на экране этого «буб-тьюба» (ящика для дураков)? Нам известно, что между 7 и 9 часами вечера у телевизоров торчат не менее тридцати миллионов детей и подростков в возрасте от трех до семнадцати лет. То, что они видят на экране, они воспринимают острее и серьезнее, чем взрослые. А на экране в среднем каждые 14 минут
18 секунд совершаются убийства, драки, поножовщина, насилия над женщинами.
— О да, да! — воскликнул, в свою очередь, «оптимист». — Я с ужасом гляжу на моих собственных детей. Во что они играют? В героев телевидения. Что они напевают? Мелодии телевизионных реклам. От каких кошмаров они просыпаются по ночам? От тех, что они видели накануне вечером по телевидению. Я тоже сделал подсчеты, коллега. Запишите в свои блокноты, джентльмены: мой младший сын пошел в первый класс, проведя у телевизора столько часов, сколько он не проведет в начальной, средней и высшей школе, вместе взятых…
Эту беседу мы вели в машине критика-»пессимиста», который вез нас на студию «20 век — Фокс».
Мы ехали по бульвару Голливуд, главной магистрали города Голливуд, который расположен в городе Лос-Анджелесе. Завернув за какой-то угол, мы очутились в городе Бэверли Хиллс, который также находится в городе Лос-Анджелесе. Кинокритики, перебивая друг друга, пытались объяснить нам, отчего возникла такая путаница с городами, но мы так ничего и не поняли.
Первый житель славного города Бэверли Хиллс, которого мы увидели, оказался мальчишкой лет десяти. Он стоял, чуть ли не на середине мостовой под плакатом, укрепленным на шесте, воткнутом в пустой картонный ящик. На мальчишке были синие джинсы и голубая рубашонка с короткими рукавами. Через плечо у него висела холщовая сумка, как у смоленского подпаска. Он что-то возбужденно орал и размахивал руками.
До нас донеслось:
— Гарольд Ллойд… Кёрк Дуглас…
На плакате неверной детской рукой было намалевано: «Хотите знать, где обитают звезды?»
— Хотим! — дружно отозвались мы, еще не понимая, что все это значит.
Критик притормозил у звездного мальчика и молча протянул ему долларовую бумажку. Мальчик на секунду перестал орать, проворно сцапал доллар и сунул нам какой-то пакет, аккуратно завернутый в целлофан. Это была карта города Бэверли Хиллс. Звездочками были обозначены виллы, принадлежащие голливудским светилам.
Москвич, не расстававшийся с «Одноэтажной Америкой», быстро нашел нужную страницу и привел вслух: «Здесь мы увидели человека, профессия которого, по всей вероятности, неповторима. Он один представляет этот удивительный способ зарабатывания денег. Человек этот сидел под большим полосатым зонтом. Рядом с ним был установлен плакат:
«Дома кинозвезд здесь. От 9 часов утра до 5 часов 30 мин. вечера». Это гид, показывающий туристам дома кинозвезд. Не внутреннее убранство этих домов и не Глорию Свзисон за утренним чаем (внутрь его не пустят), а так — с улицы. Вот, мол, здание, в котором обитает Гарольд Ллойд, а вот особнячок, где живет, Грета Гарбо.
Хотя деловой день был в разгаре, никто не ангажировал гида, и на его лице было написано нескрываемое отвращение к своей вздорной профессии и к американской кинематографии».
Было очень соблазнительно предположить, что мальчишка в синих джинсах, всучивший нам за доллар карту Бэверли Хиллс, был внуком этого самого гида. Но, проехав лишь полквартала, мы увидели еще одного паренька с холщовой сумкой на боку. Он тоже размахивал руками и выкрикивал имена кинозвезд, только джинсы у него были не синие, а розовые. Под правым глазом у него расплывался свежий синяк. Наверное, внуки подрались из-за более выгодного места, и обладатель розовых джинсов был потеснен на полквартала к западу от границы Голливуд — Бэверли Хиллс.
