Старичок зашевелился и живёхонько полез под стол.
— Сейчас! Сейчас достану! — прокаркал он. — Будут вам самые свежие, самые лучшие чертежи!
Ну вот, совсем другое дело. Может, в следующий раз упомянуть о короле?
Выбравшись из-под стола, старичок выволок на свет сложенную в несколько раз увесистую пачку желтой бумаги с чертежами и пояснениями.
— Для своего любимого ученика делал, — похвалился старик. — Вы быстро разберетесь. Разжевано так, что даже дитя поймет.
Чертежи были широкие, тяжелые. Я перебросила их через плечо, как одеяло, поблагодарила и отправилась на улицу, где, под навесом, меня ждала Эсфирь. Падали крупные хлопья снега.
— Сегодня переночуем в гостинице, а завтра поутру в путь, — сказала Эсфирь.
Я шла за ней по блестящему ватному снегу и думала, что надо бы как следует упаковать чертежи. Не ожидала, что они окажутся такой объемистой ношей.
До вечера мы просидели на балконе гостиницы, укутавшись в пледы и уничтожая печенье, которое принесли к чаю. Мне мечталось о теплых краях, где люди ходят босиком по мягкой траве и где можно выбрать холм, заброшенное здание или одинокую скалу у моря, чтобы любоваться оттуда закатами, размышлять и ни о чем не беспокоиться…
* * *
Грохот и крики на улице возвестили начало дня. Но окончательно я проснулась лишь в поезде, который отправлялся к Суолийскому морю, в город Портовый.
— В Портовом купим тебе пышное платье, — пообещала Эсфирь. — Там работают лучшие швеи во всей Мериламии.
Я кивнула и уставилась в окно. Справа от путей бежала мутная порожистая речка Триглас. Серое небо не предвещало радости, и меня грела лишь мысль о покупке. С некоторых пор я полюбила длинные юбки и только того и ждала, как бы приобрести новую. А тут не юбка — целое платье!
Под конец пути мы с Эсфирью задремали. Когда я проснулась, она плакала и кричала во сне. Я потормошила ее за плечо.
— Эй! Приехали!
Эсфирь вскочила так, словно ее шандарахнуло шаровой молнией Рифата. Наверное, ей снился этот психопат.
Убедившись, что за нами не следят, мы прямо с вокзала отправились в популярный магазин платьев, где толпилась уйма разодетых дамочек всех комплекций и возрастов. Дышать там было практически нечем. А если учесть, что на каждой из дамочек сидел туго затянутый корсет, то оставалось лишь удивляться, как они до сих пор дружно не грохнулись в обморок.
— Надеюсь, мне подберут что-нибудь без корсета, — пробормотала я, когда к нам вышла пожилая продавщица в очках с тесемками. Она чем-то отдаленно напоминала сову и выглядела настороженной.
— За мной! — скомандовала она и решительным шагом направилась в примерочную.
Эсфирь настаивала на том, чтобы у платья были длинные рукава и прямой крой без излишеств. А продавщица постоянно подсовывала наряды с рюшечками и бантиками, из-за чего мы проторчали в этом душном магазине до самого обеда. Потом, перекусив в дешевой забегаловке, направились на пропитанный махоркой и рыбными запахами причал.
Я украдкой то и дело заглядывала в пакет с платьем. Оно было прямым, чего и добивалась Эсфирь, длинным и теплым. Небесно-голубого цвета, чего втайне желала я.
— Запачкаешь в два счета, — не преминула заметить Эсфирь.
— Ну и пусть запачкаю. Зато какая красота!
На пароходе меня укачало. Корабельный доктор предлагал таблетки, но на медицину Мериламии полагаться я боялась. Вдруг чего доброго отравлюсь? Просидела в каюте над тазиком, молясь, чтоб мы поскорее достигли суши.
…Крики сумасшедших чаек и глухой рокот прибоя. Наконец-то земля!
Я распахнула дверь каюты — и в лицо ударил морозный ветер. Пассажиры, измученные холодом и качкой, сходили по трапу, хватаясь за ржавые поручни.
И снова поезд, снова бесконечные дали. Умчались назад соленое озеро Артра и озеро Юд, где, по поверью, обитали кровожадные русалки с острыми зубами.
Чем ближе мы подъезжали к городу Пышнолистному, тем яснее становилось, что свое название он получил неспроста. Хотя сейчас листьев на деревьях было раз, два и обчелся, кроны у них разрослись знатные. При желании на одном из деревьев можно было вполне соорудить себе дом.
Из поезда мы пересели в экипаж со строптивыми лошадьми и не менее строптивым извозчиком, который наматывал круги по городу, несмотря на то, что гостиница, по словам Эсфири, располагалась неподалеку от вокзала. Когда извозчик затребовал плату за проезд — а загнул он, разумеется, втридорога — Эсфирь так на него зыркнула, что он моментально сдался и без возражений принял те жалкие гроши, что причитались ему в действительности.
Я с удовольствием рассматривала себя в зеркале гостиничного номера, пока Эсфирь облачалась в свое сменное платье.
— За пятнадцать минут до выхода выпьем из флаконов с образами, — предупредила она. — По пять капель — не больше. Иначе могут возникнуть побочные эффекты.
Я напомнила, что мой образ — хрупкая красавица.
— Ага, хрупкая красавица в платье на два размера больше. Если ты вдруг похудеешь и убавишь в росте, твой наряд мы подшить не успеем, — заметила Эсфирь.
— А ты? Как бы твое платье не расползлось по швам — на пухлой-то крестьянке, — пошутила я.
— Не расползется, — усмехнулась Эсфирь.
Однако, когда за пятнадцать минут перед уходом мы выпили каждая по пять капель своего зелья, лицо у Эсфири позеленело и она согнулась от боли пополам. Зато я, как и ожидалось, уменьшилась сантиметров на десять, и мое платье теперь волочилось по полу. А внешность изменилась так, что Арчи Стайл принял бы меня за какую-нибудь мисс мира и стал бы клеиться пуще прежнего.
— Что с тобой? Что случилось? — перепугалась я. — Может, за доктором послать?
Эсфирь подняла на меня свое зеленое лицо и чужим (видимо, крестьянским) голосом произнесла:
— Не суетись. Сама справлюсь.
Судя по всему, срок годности ее зелья истек давным-давно. А коварная продавщица просто наживалась на наивности покупателей. Благо, с моим эликсиром проблем не возникло.
— Поезжай во дворец одна, — прокряхтела скрючившаяся на полу Эсфирь. — Дорогу ты знаешь. Предупреди короля и будь осторожна.
— А как же ты?
— Да уж как-нибудь, — простонала та.
Пришлось топать во дворец пешком. Рисковать еще раз и садиться в повозку к очередному ушлому извозчику — не для нервов Жюли Лакруа.
Я шагала по скользкой мостовой, глаза слепило яркое солнце, было по-зимнему свежо и радостно. После залитой светом улицы чертоги дворца показались гнетущими, мрачными и ничего хорошего не предвещающими. Платье так и норовило за что-нибудь зацепиться. Например, за украшения блестящих лестниц. Лепнина на потолках в зимней резиденции Юлия даже не ночевала, стены были увешаны вышивками да картинами, а полы покрывал гладкий паркет.
