Самовлюблённая материковая собака забывает об одном обстоятельстве: дрейфующий пёс в своей жизни не видел ни мальчишек, ни автомобилей, ни кошек. Мне рассказывали, что знаменитый полярный лётчик Мазурук привёз на одну из первых дрейфующих станций, кажется на «СП-3», редкостный подарок — поросёнка. До сих пор единственным представителем фауны на станции был пёс Мамай, свято веривший в то, что на свете есть четыре разновидности живых существ: он, Мамай, потом люди да ещё медведи и нерпы. Открытие новой разновидности так потрясло Мамая, что он трое суток просидел возле клетки с поросёнком, не сводя глаз с такого чуда. Даже ничего не ел — сидел и смотрел. А когда Мазурук привёз на станцию кота, Мамай вовсе чуть не рехнулся. Пришлось кота сунуть тайком Мазуруку в самолёт.
Для Жульки и Пузана мир был ограничен торосами. Материковая собака с её кругозором и широкими запросами высокомерно облает предложение завербоваться на льдину. И — прогадает. На её долю не достанется и сотой части тех ласк, которыми полярники осыпают Жульку и Пузана. А ласки, да ещё отличная еда по полярной норме, да ещё сознание своей необходимости — разве это не делает жизнь собаки сплошным праздником?
Жулька родилась на острове Жохова, затерянном в Ледовитом океане. Оттуда её доставили на дрейфующую станцию «Северный полюс-14», где Жулька получила боевое крещение: когда льдину разломило, она спокойно, без паники эвакуировалась на станцию «СП-15». Вначале ей было скучно одной, не с кем было поговорить по душам, и догадливые люди привезли ей на воспитание щенка, беспомощного, с голым пузом. По предложению Жульки его так и прозвали — Пузан или Пузо — как кому нравится. Жулька холила и лелеяла щенка, делилась с ним своим опытом, учила собачьим нормам поведения в человеческом обществе и в результате вырастила из щенка большого, сильного и культурного пса. Пузо чуть ли не в два раза больше Жульки, но по-прежнему относится к ней с благоговением, слушается каждого её слова и бегает за ней как собака. Но в интеллекте и образовании Пузо уступает умнице Жульке: он сохранил щенячью бестолковость, ведёт себя безынициативно — словом, первую скрипку играет Жулька.
Пузо сознаёт её превосходство и — к чести его будь сказано — не ведёт себя как грубый и сильный мужлан.
Я уже говорил о том, что свои служебные обязанности собаки выполняют безупречно: они всегда сопровождают дежурных при обходе лагеря. Это не пустая формальность. Жулька уже несколько раз оповещала полярников о появлении медведя и прогоняла его своим звонким лаем. Но были на станции два человека, к которым собаки относились с особой нежностью.
Одного из них называть излишне — это, конечно, Степан Иванович. Хотя повар вставал раньше всех, до камбуза он никогда не шёл один: у дверей домика его караулили Жулька и Пузо, которые считали своим священным долгом прыгнуть на Степана Ивановича и лизнуть его в лицо. Получив положенные порции ласк, они сопровождали повара на камбуз, где получали порции других, тоже приятных вещей. Перед Степаном Ивановичем псы благоговели. Они знали, что его рука, такая мягкая и добрая, может осуществлять и правосудие. Был такой случай, при воспоминании о котором Жулька и Пузо краснеют: однажды они вытащили из-под брезента мясо и совершили грехопадение, за что Степан Иванович предал их позорной гражданской казни. С тех пор собаки скорее умрут с голоду, чем посягнут на недозволенное — впрочем, случая испытать голод им не выпадало, слишком велик для полярника соблазн из своих рук покормить собаку.
И ещё одного человека псы полюбили трогательной любовью — доктора Лукачева. Не столько потому, что тот ласкал их больше других, хотя и это имело место, и даже не из уважения к высшему медицинскому образованию, а потому, что в распоряжении доктора были самые вкусные лакомства, доступные воображению, — витамины в драже. Один раз попробовав волшебные шарики, Жулька и Пузо ходили за доктором как привязанные. Стоило ему появиться и погреметь коробочкой, как собаки начинали сходить с ума. Дело дошло до того — неслыханное вероломство! — что собаки, услышав знакомое перестукивание, бросали даже Степана Ивановича. Но витамины в конце концов иссякли, и бедный доктор был низведён до положения простого смертного. Сначала он сердился и ревновал изменников, но потом смирился, по-философски рассудил, что собаки правы, и на приоритет повара больше не посягал. Ибо путь к сердцу собаки, как и любого другого живого существа, лежит через желудок.
Я с детства к собакам неравнодушен и поэтому попытался завоевать их расположение. Это оказалось не простым делом. На первых порах Жулька и Пузо относились ко мне с прохладцей — видимо, чувствовали, что человек этот здесь случайный, вряд ли стоит на него разбрасываться. Но прошло несколько дней, и я нащупал их ахиллесову пяту. Могу теперь признаться в позорном поступке: я стащил у Степана Ивановича полпачки сахара. Понимаю, что это было дурно, но зато в глазах собак я читал своё оправдание. Они говорили: «Если бы ты стащил сахар для того, чтобы съесть его в одиночку, с головой укрывшись в спальном мешке, — мы бы первые разорвали тебя на части. Но ты похитил рафинад ради нас. Не будем преувеличивать и сравнивать тебя с Прометеем, укравшим для людей огонь, но в наших глазах ты благородный, в высшей степени положительный человек. И пусть хруст рафинада на наших клыках заглушит угрызения твоей совести».
Отныне, куда бы я ни шёл, следом за мной бежали Жулька и Пузо.
— Чего это они так вас полюбили? — ревниво удивлялся Степан Иванович.
Я туманно намекал на исходящие от меня флюиды, на то, что хорошего человека собака видит издалека, чувствует добро своим нюхом, но Степан Иванович догадывался, что своим нюхом собаки чувствуют нечто другое, менее возвышенное, но тоже весьма притягательное.
Кроме того, я частенько разрешал собакам понежиться в домике, в тепле, и они, растянувшись на полу, сладко дремали. Как сейчас вижу такую картину: Парамонов, Белоусов и я беседуем, сидя на нарах, а у наших ног, вытянувшись во всю длину, спят Жулька и Пузо. Вот Пузо вздрагивает всем телом и скулит; это он видит кошмарный сон, соперника Мишку, который несколько месяцев был на станции и превратил жизнь Пузана в кромешный ад. Мишка был сильнее и агрессивнее, ему пришлась по душе Жулька, к которой и Пузо испытывал не только чувство благодарности за воспитание. Самцы дрались каждый день, и концовка была одна и та же: Пузо спасался беспорядочным бегством. Пришлось Мишку отправить на другую льдину. Пузо долго не мог поверить своему счастью. Несколько дней он бегал ошалевший от радости и, лишь убедившись, что противник исчез, пришёл в себя. И только во сне к нему возвращались кошмары прошлого.
