На авеню Вилье, у Жана-Поля Ривье, куда я отправился к 10 часам, согласно посланной накануне телеграмме, меня ожидало первое разочарование. Банкир накануне утром выехал в Биарриц, вызванный телеграммой к жене, и вернется только через два дня.
Какая неудача! Прощай надежда исполнить обещанное мною Гансу Кобулеру! Но тем хуже для него. Для меня важнее всего было позавтракать в его обществе, а главное в обществе его дочери.
Остающееся до назначенного свидания время я провел в условленном месте встречи — таверне «Рояль», читая утренние газеты и наблюдая дождь.
По последним известиям, после целого ряда новых опустошений на Атлантике, циклон достиг берегов Франции и около часу ночи обрушился на Бретань. Лодки, оставшиеся, несмотря на сделанное предупреждение, в море, потонули. Даже в портах и кое-где в заливах яростный прибой натворил немало бед.
В одиннадцать часов «Пари-Миди»[11] принес мне новые подробности, — впрочем, краткие и случайные, потому, что циклон опрокидывал телеграфные столбы и прерывал сообщение с столицей. Даже радиопередачи получались сбитые «паразитами» магнитной бури, свирепствующей во всем полушарии.
Прибой — волна в несколько метров вышины — обрушивался постепенно на все побережья Западной Европы:
Ирландии, Англии, Франции, Испании, Португалии, «В Ла-Манше он достиг Шербурга в 3 часа, Гавра — в 5 часов и, возрастая в силе, в своеобразном мешке, образуемом загибом побережья от Соммы до мыса Гринэ, он в половине седьмого смел Беркскую дамбу, разрушая по дороге виллы, и снес железнодорожный мост через Каншу в Этапле…»
Это была большая линия из Калэ в Париж, прерванная в это утро за два часа до прохода скорого поезда, которым должны были приехать Фредерика и ее отец.
С последними остатками надежды (Кобулеры могли передумать и выехать ночным поездом) я подождал еще час. Но никто не явился.
Я позавтракал один в первом попавшемся ресторане, проклиная циклон и стараясь отделаться от преследующего меня образа Фредерики. После завтрака, выпив кофе с бенедиктином и выкурив две сигары, я обнаружил, что мне остается еще пять долгих часов до отъезда. Какая-то мизантропическая извращенность помешала мне сделать два-три визита, как я предполагал сначала; я углубился в свою угрюмую меланхолию и весь свой последний день в Париже прошатался по разным кафэ.
Столица жила, повидимому, мало интересуясь морской катастрофой, угрюмая, как бы недовольная ужасной погодой.
Беспрерывная вереница автобусов и такси, движущаяся под проливным дождем, имела какой-то мрачный, жестокий вид. На тротуарах прохожие, полускрытые зонтиками, которые они держали обеими руками, быстро передвигали ноги… ноги в серых, забрызганных грязью брюках, женские ноги всевозможных размеров и калибров в шелковых чулках и в туфлях на высоких каблуках, которые чудом сохранялись в целости при таком наводнении.
С четырех часов новые специальные выпуски газет помогли мне коротать время.
Бедствие разрасталось. Немая со вчерашнего дня Америка наконец прислала свою долю подробностей — via[12] Пернамбуко — Дакар:
«Ранее и гораздо сильнее Восточной Европы пострадали от неожиданного урагана западная часть Соединенных штатов и Канады. Волна высотой около тридцати метров, настоящая водяная скала, обрушилась на побережье обеих этих стран (сначала на Новую Землю), уничтожая порты, вздымая суда и бросая их на небоскребы. В то время, как печатаются эти строки, жертвы насчитываются уже десятками тысяч…»
Согласно интервью с директором Метеорологической станции по поводу непредвиденной аномалии, эта двойная, так сказать, буря с головокружительным перемещением бороздила одновременно в двух противоположных направлениях Америку и Европу, как бы исходя из одного центра атмосферических и морских пертурбаций».
*
В 19 часов скорый поезд уносил меня в направлении Марселя в ранних сумерках, под проливным дождем с градом, который барабанил в стекла, как настоящая шрапнель. Обед в вагон-ресторане… Часы сплина в отделении вагона первого класса, визави — два англичанина, которые до самого Лиона упорно не тушили электричества и читали…
Солнце, пригрев мне щеку, разбудило меня. Плоский пейзаж Ла-Кро быстро мелькал в зеркале под чистой лазурью; но тополя по обе стороны насыпи гнулись под бешеным мистралем. При выезде из туннеля Нерт развернулось Средиземное море — сине-стальное, ощетинившееся белыми гребнями волн. Тут тоже была буря, но сухая буря: и корабли нашли верное убежище за многочисленными молами, которые гостеприимно раскрывали перед ними объятия от эстокады до самого Марселя, потому что океанский прибой останавливался на пороге Средиземного моря, у Гибралтарского пролива.
В восемь часов я вышел из вагона на вокзале Сен-Шарль, и такси унес меня со всем моим багажем по залитым солнцем улицам старинного Фоейского предместья, вдоль живописной и оживленной Каннебиеры, в Старый порт, где у Бельгийской набережной стоял на якоре «Эребус II».
III. ОТПРАВЛЕНИЕ «ЭРЕБУСА II».
Обычное в день отправления оживление царило на этом гордом трехмачтовом судне, построенном для борьбы со стихиями, но мне, профану, оно показалось простым пароходом. Матросы в красных фуфайках с белыми монограммами, растянутых их могучими мускулами, хлопотали у раскрытого люка, в который лебедка выгружала боченки из стоящего на набережной грузового автомобиля.
В желтой пыли, которая просачивалась из боченков и покрывала тонким слоем грузовик и мостовую, я с удивлением узнал серу.
Но дежурный у сходен уже завладел мною; он отвел меня на верхнюю палубу к капитану Барко, крепкому, лет пятидесяти, человеку с безволосым аскетическим лицом, которое фотографии журналов и газет сделали популярным еще во время его первых антарктических экспедиций.
Держа мою визитную карточку в руках, он долго и упорно смотрел на меня своими глазами морского волка… так долго, что я даже отвел глаза. Наконец он протянул мне руку и произнес с некоторой сухостью:
— Добро пожаловать, доктор… раз вы друг господина Ривье. Я не подумал в своем письме спросить вас, переносите ли вы морскую качку. Да? Потому что мы попляшем завтра под этим мистралем. — Он подозвал офицера, который наблюдал за маневрами в нескольких шагах от нас. — Лефебур… Вот господин Лефебур, мой помощник. Он отведет вас в вашу каюту, доктор. Я вас представлю вечером вашим коллегам. До свиданья.
Я последовал за помощником.
Лефебур… Роберт Лефебур… Что напоминает мне это имя? Спускаясь по лестнице, я изучал смуглое лицо моего спутника, который лукаво подмигивал мне.
