— Как я могу не поехать? — говорил Леня. — Они же все повесят не так!
Через день из Сибири пришло сообщение:
Полный порядок.
Завтра открытие.
Простыни украли.
Завтра еще повесим.
Целую!
— Понимаете, — слегка обескураженно бормотал Леня в репортаже из Красноярска на канале НТВ, — это щемящая вещь: между деревьями протянуты веревки, простыни есть, а жителей — нет, лишь только выстиранное постельное белье полощется на ветру…
Тишков развесил новую партию простыней с пододеяльниками. И написал обращение, что это произведение искусства, художественный объект. Утром приходит — остров гол, как сокол, а белье опять украли. Видимо, нужда в пододеяльниках у красноярцев сильнее любви к искусству.
А он уже в Австрии, на крыше музея в Линце устанавливал свою электрическую Луну в проем часовни на выставке «Страх высоты». Рядом с Леней вывешивал воздушные шары на крыше испанский авангардист, шаляй-валяй привязал их и ушел. Вдруг случился ураган, ливень, внезапное похолодание, шары беспечного испанца неудержимо стали рваться в небо, Леня схватился за веревки — давай удерживать шары, балансируя на карнизе. Одолеть ураган не удалось — резиновые баллоны с яростью вырвались и улетели в сторону Татр. Слава богу, Тишков догадался вовремя от них отцепиться.
Домой он вернулся с чудовищным бронхитом, заложенным носом, с высокой температурой. Жаль, некогда было лечиться, так как его ждал Тайвань. Всего четырнадцать часов лету. Причем газеты пестрели заголовками: «На Тайвань обрушился беспощадный гремучий тайфун».
— Не смей подрезать мне крылья! — орал Леня, когда я пыталась его остановить. — Как я не полечу? Они же все утратили, китайцы. Как тереть тушь, как сочинять стихи, как писать иероглифы козьей кисточкой, теперь это знаю только я.
Ко мне понеслись будоражащие sms:
В очереди на регистрацию один я русский последний в толпе китайцев.
Взлетаю, положи мне тышу на телефон!
До встречи!
Пекин — Гонконг — Тайвань.
Тайфун.
Целую!
И наконец, умиротворяющее:
В центре тайфуна летают бабочки.
Вместо прогулок по городу Гаосюнь и посещения буддийских храмов Леонид сразу принялся собирать оборванные пальмовые листья в парке, где должна была развернуться его инсталляция. У него мгновенно возникла идея построить из этих листьев хижину прямо в музее и поселить в нее Луну. Потом он увидел на островке рядом с музеем раскидистое тропическое дерево, одно из немногих уцелевших после сокрушительного тайфуна, и решил вывесить Луну там. Вокруг ползали черепахи и водяные змеи, гуси перепутали ночь и день из-за света Луны и с гоготом кружили вокруг электрического месяца.
Но как ни в чем не бывало на деревянном причале в беседке («light wooden construction!») Леня поставил столик со стульчиком, чтобы каждый, кто придет полюбоваться Луной, смог присесть на минутку и написать стихотворение красивыми иероглифами на рисовой бумаге.
— Арктика нуждается в моей помощи, — серьезно сказал Леонид. — Это ледяной венец планеты. Я должен увидать все воочию и поведать людям Земли, что там происходит. Причем я поеду с Луной, чтобы ею высветить для человечества эту проблему!
В разных частях Земли у него в наличии были Луны — одна осталась на Тайване ждать отправки в Новую Зеландию, другая висела на старом платане в Цюрихе на берегу реки Зиль — правда, ее повредили, когда пересылали в Швейцарию из Парижа, но Леня заклеил трещину клейкой лентой.
Третью Луну, изготовленную во Франкфурте, возили по улицам и вешали то на балконы, то на светофоры. Леня уже не успевал отследить ее местонахождение, просто пустил Луну на самотек. Она плавно скользила над головами, переходя из рук в руки, пока не успокоилась в оркестровой яме городского симфонического оркестра, где тихо стояла, прислоняясь к стенке, внимая Дебюсси и Шопену.
Четвертая готовилась поразить Бретань на выставке русского искусства, ей было уготовано уютное темное местечко под сводчатым потолком полуразрушенного кирпичного завода. А пятая зависла над черным водоемом в неработающей градирне Верхне-Исетского метизно-металлургического завода в Екатеринбурге.
Была и шестая — Леонид уповал, что именно она отправится с ним на Шпицберген. Луна лежала на диване в его мастерской, новехонькая, изготовленная взамен старой, вконец покоцанной, как выразился галерист Миша Крокин. Когда Мишину собственную Луну (ах да, существует еще одна — седьмая!), хотели взять на выставку, он сказал: «Возьмут новую, вернут покоцанную». И не дал.
«Даешь Луну! — телеграфировала по e-mail Нина Хорстман. — Просим взять вашу Private Moon, или месяц точнее!»
А в какой-то момент Лене прямо заявили:
— Если вы возьмете вашу Луну — мы возьмем вашу жену.
А Луна-то — огромная! Леня начал обсуждать детали. Выяснилось, что самолет из Тромсё в Лонгиербюен слишком мал и не сможет вместить столь громоздкое небесное светило. Всего лишь 85 см подлинной стороне.
Леня стал думать, как решить этот заковыристый гамбит.
Коллекционер Максим Боксер предложил идею надувной луны. Надуть ее, как шар, и засунуть туда лампочки. Но этот оригинальный проект был технически невозможен — создать крепкую резиновую форму в виде месяца без предварительных полевых испытаний было бы рискованно.
Тогда Леня решил сделать Луну из четырех частей, а потом собрать ее уже на борту шхуны. Целую неделю он занимался инженерными изысканиями по конструированию Portable Moon — так она теперь называлась.
Перед самым отлетом в его мастерской лежали два рога и два изогнутых ящика, которые при соответствующей сноровке можно соединить винтиками, склеить и обтянуть матовой тканью. Внутри должны быть вставлены маленькие лампочки-диоды. Предварительные испытания показали, что, может быть, удастся возжечь Луну не только в Европейской части и в Южном полушарии, но и над Северным Ледовитым океаном.
Дэвид Баклэнд приветствовал смекалку русского Кулибина и обещал обеспечить объект автономным источником питания.
Луна была упакована в чемодан, в нее мы засунули сапоги, свитера и шапки, напихали туда моих шоколадок и сухарей, втиснули всякие проводки, лампочки, отвертки, шурупы и все остальное, что обычно бывает у Луны внутри.
— А если меня спросят на таможне, что это, — говорил Леня, — скажу, что это каяк. Что я его склею и поплыву по Баренцеву морю.
И вот мы прилетаем в Осло, разгружаемся, Леонида представляют Дэвиду, и тот спрашивает:
