Таково было случайное убежище маленького отряда Гленарвана. Юный Грант и ловкий Вильсон, едва взобравшись на дерево, тотчас же залезли на самую его верхушку. Они высунули из зеленого купола свои головы и с высоты окинули взглядом горизонт. Наводнение превратило равнину в океан, который окружал их со всех сторон: не видно было ни конца его, ни края. Над водой не поднималось ни единого дерева – только их омбу содрогалось под напором бушевавших вокруг него волн. Вдали, увлекаемые с юга на север стремительным течением, проносились вырванные с корнями стволы деревьев, изломанные ветви, солома с кровель разрушенных ранчо, балки, сорванные водой с крыш ферм, трупы утонувших животных со следами крови на шкурах. Целая семья ягуаров плыла на качающемся дереве – они, рыча, вцепились когтями в свое утлое судно. Еще дальше Вильсону удалось разглядеть едва заметную черную точку. То были Талькав и его верная Таука – они исчезали вдали.
– Талькав! Друг Талькав! – крикнул Роберт, протягивая руку в сторону, где только что был виден мужественный патагонец.
– Он спасется, мастер [69] Роберт, – сказал Вильсон. – А теперь давайте спускаться вниз.
Через минуту Роберт Грант и матрос спустились с «трехэтажных» ветвей к тому месту, где начинались нижние ветви. Здесь сидели Гленарван, Паганель, майор, Остин и Мюльреди, устроившись, как кому удобнее: кто верхом, кто уцепившись за ветки. Вильсон рассказал, что он видел с вершины омбу. Все согласились с ним в том, что Талькав не погибнет. Талькав ли Тауку или Таука Талькава, но они спасут друг друга.
Положение гостей омбу было, бесспорно, более угрожающим, чем положение патагонца. Правда, дерево, по-видимому, должно было выдержать напор течения, но все прибывающая вода могла подняться до верхних его ветвей, ибо эта низменная часть равнины превратилась в природный водоем. Поэтому Гленарван прежде всего распорядился сделать зарубки на стволе омбу, чтобы следить за уровнем воды, Она не поднималась – значит, наводнение уже достигло своей наибольшей высоты. Это несколько успокоило путешественников.
– Что же мы будем теперь делать? – спросил Гленарван.
– Вить гнездо, черт возьми! – весело сказал Паганель.
– Вить гнездо! – воскликнул Роберт.
– Без сомнения, мой мальчик, и жить, как птицы, раз мы не можем жить, как рыбы.
– Хорошо, – согласился Гленарван, – но кто же будет кормить нас?
– Я, – заявил майор.
Все взоры устремились на Мак-Наббса.
Майор с комфортом сидел в кресле из двух гибких ветвей и протягивал спутникам свои, правда промокшие, но все же туго набитые чересседельные сумки.
– Узнаю вас, Мак-Наббс! – воскликнул Гленарван. – Вы всегда помните обо всем, даже при таких обстоятельствах, когда позволительно все забыть!
– Раз мы решили не тонуть, то, верно, не собираемся умереть с голоду, – отозвался майор.
– Я бы тоже, конечно, подумал о пище, не будь я так рассеян, – наивно сказал Паганель.
– А что в этих сумках? – поинтересовался Том Остин.
– Пища для семи человек на два дня, – ответил Мак-Наббс.
– Отлично! – промолвил Гленарван. – Надо надеяться, что за сутки вода заметно спадет.
– Или что мы найдем за это время способ добраться до твердой земли, – прибавил Паганель.
– Итак, наш первый долг – позавтракать, – заявил Гленарван.
– Предварительно высушив одежду, – заметил майор.
– А как добыть огонь? – спросил Вильсон.
– Развести его, – ответил Паганель.
– Где?
– Да здесь же, на дереве, черт возьми!
– Из чего?
– Из сухих веток, которые мы наломаем на этом же дереве.
– Но как их разжечь? – спросил Гленарван. – Наш трут напоминает мокрую губку.
– Обойдемся и без него, – ответил Паганель. – Немного сухого мха, увеличительное стекло от моей подзорной трубы, луч солнца – и у меня будет превосходный огонь. Ну, кто пойдет в лес за дровами?
– Я! – крикнул Роберт.
И, сопровождаемый своим другом Вильсоном, мальчик, словно котенок, исчез в чаще ветвей.
Тем временем Паганель набрал сухого мха, уложил его на слой сырых листьев в развилке ветвей, затем вывинтил из подзорной трубы увеличительное стекло и, поймав солнечный луч – а это было легко, ибо дневное светило ярко сияло, – без труда зажег сухой мох. Такой костер не представлял никакой опасности. Вскоре Вильсон и Роберт вернулись с охапками сухих сучьев, которые тотчас же были брошены на горящий мох. Паганель принялся раздувать огонь по арабскому способу: он встал, расставив свои длинные ноги, над костром и стал быстро нагибаться и выпрямляться, размахивая пончо. Сучья загорелись, и вскоре яркое пламя с треском взвилось над импровизированным очагом. Все стали обсушиваться, кто как мог; повешенные на ветвях пончо развевались на ветру. Обсушившись, приступили к еде, соблюдая при этом должную умеренность – ведь приходилось думать и о завтрашнем дне: провизии было очень мало, а нахлынувшие в огромную ложбину воды могли спадать медленнее, чем надеялся Гленарван. На омбу не произрастало никаких плодов, но, к счастью, на его ветвях было множество гнезд, и дерево предоставило своим гостям богатый выбор яиц. Ни яйцами, ни пернатыми хозяевами гнезд пренебрегать, конечно, не приходилось.
Пребывание на дереве могло затянуться, поэтому надо было разместиться поудобнее.
– Раз кухня и столовая у нас в нижнем этаже, то спать мы отправимся этажом выше, – заявил Паганель. – Места в доме много, квартирная плата невысока, стесняться нечего. Вон там, наверху, я вижу люльки, будто уготованные нам самой природой; если мы привяжемся к ним покрепче, они не уступят лучшим кроватям в мире. Опасаться нам нечего. Впрочем, можно установить и дежурство. Отряду в семь человек не страшны ни дикие звери, ни индейцы.
– Нам не хватает лишь оружия, – заметил Том Остин.
– Мои револьверы при мне, – сказал Гленарван.
– И мои тоже, – отозвался Роберт.
– А зачем они нам, если господин Паганель не найдет способа изготовить порох? – спросил Том Остин.
– Это ни к чему, – откликнулся Мак-Наббс, показывая совершенно неподмоченную пороховницу.
– Откуда вы ее взяли, майор? – спросил изумленный Паганель.
– Это пороховница Талькава. Он подумал о том, что она может пригодиться нам, и, прежде чем броситься спасать Тауку, передал ее мне.
– Как великодушен и отважен этот индеец! – воскликнул Гленарван.
– Да, если все патагонцы похожи на него, я поздравляю Патагонию, – сказал Том Остин.
– Не забудьте, пожалуйста, и о лошади, – прибавил Паганель, – ведь она как бы срослась с нашим патагонцем. Я уверен, что мы снова увидим Талькава верхом на его Тауке.
