Третий час парада. Жжет солнце. Пропитанный бензином воздух першит в горле, уши закладывает. В синем тумане ползут тягачи с мощными гаубицами, потом с длинными противотанковыми пушками, потом установки с легкими ракетами. Проходит дорожно-строительная техника, подъемные краны, грейдеры, походные ремонтные мастерские. Все это современные средства ведения войны…
Голова раскалывается от музыки и рева моторов. Очень трудно балансировать на небольшой площади ящика. В толпе все чаще раздаются крики о помощи, и к медицинским пунктам, расположившимся в тылах толпы, подносят или подводят зрителей, схвативших тепловой удар. Но вот наконец затихло громыхание моторов, развеялся бензинный туман, и под звуки военных рожков по развороченному асфальту снова зацокали подковы. Проходит драгунский полк. Настоящие «драгуны с конскими хвостами», с пиками, саблями… Обгоняя колонну, сбоку несется испуганная лошадь без седока… Очевидно, таков ритуал. Опереточных драгун сменили пожарные машины, но уже не с пушками-брандспойтами, а с пожарным генералитетом. Пожарные стратеги в мундирах минувших веков на современных машинах…
Потом толпа зрителей заволновалась и как-то по-особому заулюлюкала. Впереди шеренги комсостава, впереди знамени, мимо трибун, мимо президента и его гостей по площади спокойно шествовал рыжий бульдог, покрытый попоной. С обоих боков собаки свисали кобуры с пистолетами… Это военная полиция. Бульдог — ее символ.
И снова ревели моторы и цокали копыта. Проходили технические войска и еще какие-то части. И наконец грузовики с катерами и спасателями. Спасателей принимали хорошо. Это они вытаскивают из воды тонущих. Им каждый день приходится доказывать свое мужество и отвагу.
Зрители устали, зрители оглушены, пресыщены зрелищем орудий уничтожения, налаженной военной машиной. И то, что воздух стал каким-то желтым и что стало трудно дышать, воспринималось как нечто запланированное организаторами парада. Однако ничего этого предусмотрено не было. Облака сгустились и потемнели. Над площадью взвились огромные серые столбы из пыли, опавших листьев, газетных листов. Где-то неподалеку треснул электрический разряд. Публика начала быстро разбегаться. И когда опустели трибуны, на город обрушился ураган. Затрещали доски. Парусом надулся тент над президентской трибуной и поволок все сооружение. Трибуна опрокинулась и развалилась. Через минуту в небо взвились серое полотнище брезента, какие-то листовки, обломки досок и прочий хлам. Защелкали фотоаппараты корреспондентов, застрекотали кинокамеры. И все знали, что гвоздем завтрашнего репортажа будет снимок рухнувшей правительственной ложи. Комментарии напрашивались сами собой…
Бразилии не с кем воевать. Ее границы давно определены. И никто не посягает на ее территорию. Зачем же вся эта дорогостоящая мишура: тонны брони, сжигаемого понапрасну бензина, бесчисленные казармы и маршалы (говорят, что в Бразилии больше маршалов, чем во всем остальном мире)? Против кого направлены жерла орудий и дула пулеметов?
Спустя несколько месяцев, во время бурных студенческих волнений, мы вновь увидели бразильскую военную машину. Но теперь уже без опереточных декораций, без отрядов всадников в пестрых мундирах (красные кители, белые брюки), без развевающихся вымпелов и конских хвостов… Не было никелированных сабель. Были танки с задраенными люками. Были пулеметы, установленные прямо на асфальте. Были бульдожьи лица военной полиции. Была та напряженная, сгущенная атмосфера, которая предвещает грозу.
Прекрасен рассвет над океаном, ослепителен день, пышен вечер. Впрочем, вечеров в нашем понимании в тропиках не бывает. Солнце как-то незаметно соскальзывает с небосклона, оставляя за собой широкий сиреневый хвост. Потом исчезает и он. И если оглянуться, то оказывается, что противоположная сторона неба уже вымощена звездами, а черные силуэты гор, словно волны, подбрасывают легкую лодочку полумесяца. Прямо на глазах размывается, растворяется и исчезает горизонт.
Прибой скорее чувствуешь, чем видишь. Небо из голубого становится сизым, фиолетовым, черным.
И вдруг в надвигающуюся темноту вонзается ослепительный клинок. Раз. Еще раз. И еще раз, уже окрашенный кровью. Белый, белый, красный. И так без конца. Всю ночь. Это работает маяк на острове Раза, расположенном в нескольких километрах от входа в бухту Гуанабара. Белый, белый, красный. Если отгромыхавший день оставлял в нас хотя немного сил, мы приходили к океану, слушали вздохи прибоя и ждали, когда над еле различимым пятнышком острова вспыхнет первый сноп огня.
Мы никогда не были на острове Раза, но нам до странности ясно представляется жизнь его обитателей. Жизнь смотрителей маяка. Жизнь, которой завидовал Эйнштейн. Жизнь, подчиненная четкой и ясной цели — служению маяку. Небо. Море. День за днем. Год за годом.
Когда с гор сползает туман и луч света тает, едва покинув светильник, над островом начинает реветь сирена. Говорят, что ее слышно за 8 морских миль. Для судов, неделями не видевших земли, это первый привет.
Дорога окончена. Вас ждет спокойная бухта!
Кажется, если хорошо приглядеться, то можно увидеть человека, который сейчас поднимается по ступенькам лестницы. Ступенька за ступенькой. Сто десять ступенек. Вот он на маленькой площадке над перекатывающимися валами, рядом с гигантским фонарем в тысячи свечей. Затерянный в море, под светом скупых звезд южного полушария, он сам как путеводная звезда для десятков кораблей воздушных и морских.
Дорога окончена. Вас ждет спокойная гавань!
В ясный, солнечный день издали остров Раза похож на голову гиганта, стоящего по уши в воде. Таких высунувшихся из волн гранитных макушек, окруженных пеной и чайками, много у берегов Рио. Большинство их необитаемо. Некоторые используются под концентрационные лагеря… В их число когда-то входил и остров Раза: в 1923 году тогдашний президент Артур Бернардес приспособил его для ссылки политических заключенных.
Сейчас население острова составляют 25 человек, или семь семей сотрудников управления гидрографии и навигации министерства морского флота.
Латинская надпись на медной плите, украшающей башню маяка, повествует о том, что 31 декабря 1883 года во время правления императора Педро II был сооружен аппарат, получающий свет от динамо-машины с двумя белыми вспышками и одной красной, свет от которого в хорошую погоду виден на расстоянии 85 миль.
Из сотен судов, проходящих на виду у острова за неделю, только одно приближается к его каменному берегу. Это катер министерства. Его встречает все население. На берег свозят продовольствие, письма и новости — те, которые еще не успели дойти по радио и телевидению.
