— Дедушка сказал?
— Да, ему кто-то внутри говорит.
— А ты слыхал?
— Нет, — смутился Данилка.
— Ты чего чай не пьёшь? Торопишься?..
— Рыбалка скоро, сети нужны.
— Продукты и оружие есть?
— Есть! — Данилка лукаво подмигнул и озорно улыбнулся. — Твой винчестер добрый…
— Нет, Данилка, — Шошин упрямо свёл густые брови, — добрым бывает только человек. А винчестер — предмет страшный, если не для охоты. Лучше бы никогда и не пользоваться им… — Помолчал и, взглянув пристально, спросил: — На Анюйск проезд знаешь?
— По Лесоковке.
— Экспедиционный отряд Красной Армии идёт к нам. Командир отряда Байкалов. Запомнил?
— Не забуду, — твёрдо ответил Данилка.
— Ну, хорошо. Теперь вот что… — Шошин протянул Данилке тот самый свёрток, что принял недавно от Бубякина и Жиркова в стойбище Иннокентия Батюшкина. — Всякое может быть, Данилка. Сохрани…
13
Фросе казалось раньше, что её, как обломанную бурей ветку, течением порожистой реки несёт к гремящему впереди водовороту. А теперь, на самом краю верной гибели, её подхватили чьи-то сильные спасительные руки.
— Господи, — она облегчённо вздохнула, — что со мной? Отчего прежде я не видела такого открытого и свободного небосвода? Или это оттого, что льются волшебные звуки хомуса? Или весна? Играет солнышко, голубеет тайга в лёгкой дымке… Как хорошо-то!
Как оттаявшая под весенним солнцем травиночка, она тянулась к свету, теплу… Живительная волна человеческой доброты и разума целили израненную душу, прорастали неведомым ранее чувством. Фрося испугалась этого трепетного волнения и щемящего взрыва радости. Шошин!.. Она поняла, ощутила его искренность в коротких керетовских встречах…
…Молодая луораветланка из местечка Пятистенное подошла к ней. За широкую фалду белой пыжиковой дошки держал её карапуз в комбинезоне из росомашьей шкурки. Разрумяненный, он моргал тёмными ресничками и плотно прижимался к матери. Она опустилась на нарту рядом с Фросей, легко подхватила сынишку на руки, распахнула дошку, вывалила тяжёлую смуглую грудь и, размяв её, небрежно сунула малышу в рот сочный сосок. Ребёнок обхватил её ручонками и, засопев, жадно зачмокал. Тонкий запах материнского молока смешался с весенним солнечным настоем и захватил, закружил Фросю. Она с нежной завистью смотрела на молодую мать, на её крепенького годовичка, и полнота этого материнского счастья передавалась и ей…
И всё рассеялось, как только она увидела Бочкарёва и Мишку Носова. Они тащили уже захмелевшего Нелькута к яранге. Фрося сразу же поняла, что каюр проговорился о лесоковской встрече и теперь во власти есаула.
…Бочкарёв, наверное, пойдёт на Нижнеколымск. Там награбленное золото, бриллианты… Носова там же удавит, а Нельку пристрелит потом. У него нет другого выхода. Уйдёт на Чукотское побережье. На Аляску, к американцам. Они всё дерьмо принимают… за деньги. Трус, — со злой иронией подумала она, — как перепугался! Жидковат, есаул, ишь как задёргался, даже о своём паршивом войске забыл. Но ничего, от меня ты не уйдёшь, да и Байкалов рядом. С Гаврилой бы ничего не случилось. Жить хочется по-человечески! Я б за Шошиным на край света. Вот он и пришёл конец белой банде! Слава тебе, господи! Отвел ты беду от близких сердцу моему!.. — Она перекрестилась.
Затерявшись среди анюйских эвенов, она следила за есаулом. Анюйцы же, покладистые, довольные удачной торговлей и обменом, разогретые огненной водой, ворковали в сторонке от сутолоки у своих упряжек и, казалось, никого не замечали. Однако Иван Кабанов, мужик хваткий и на глаз острый, заприметив взвинченное состояние Фроси, подошёл к ней. Она подняла на него глаза, и светлая надежда озарила её.
— Слушай, Иван, — она так стремительно ухватилась за него, что Кабанов не успел и рта открыть, — выручай.
— Как скажешь, — вырвалось у опешившего Ивана.
— Софрона Захарова увидишь, передай, чтоб Керетово пуще глаза берёг. Понял?
— Он тебя углядеть желал, с Ефимом керетовским зорничали, теперь ужо погодя будут. Скажу как есть, всё точно. А ты б к нам подошла, поела б чего?
— Не до еды мне, Иван, — она не спускала глаз с есаула. В этот самый момент Бочкарёв наставлял Гаврюху Цапандина.
— А… — Иван со скрытой насмешкой кивнул в сторону Бочкарёва и Цапандина. — Ты, знать, за этими глазуешь?.. Ну-ну, вольному воля. — С его обветренных губ сорвалось крепкое эвенское словцо…
Вочкарев хитрил. Расставшись с Цапандиным, он, чтобы не вызвать подозрений, отправился не по прямому пути нартовой дороги, соединяющей Нижние Кресты с Нижнеколымском, а в объезд, по Пантелеихе через узкую протоку. Фрося поняла его маневр. Как только упряжки есаула скрылись за серповидным выступом пологого левобережья, она подняла свою отдохнувшую упряжку…
Два обросших щетинистыми бородами казака остановили Данилку у Среднего острова. Оба они стояли в кустах тальника по колени в снегу с карабинами на изготовку. Высокий грузный мужик поманил Данилку.
— Подь, малец, подь сюды!
Данилка отрицательно покачал головой, сделал вид, будто бы не понимает, чего от него хотят.
— Ишь, анчутка, таращица, антихрист его бери, — выругался второй, высокий грузный казак называл его Юха.
— Щас у меня залопочет… Ты, Юха, держи его на мушке, а то утикнёт.
— Куды ему! — отозвался Юха.
Данилка был спокоен. Его нисколько не напугала эта встреча. Удивило, правда, почему это казаки бродят по острову среди тальниковых зарослей по пояс в снегу на полпути от Нижних Крестов в то время, когда там идет Ысыах. Да и само поведение белогвардейцев вызывало опасение. Данилка стоял у вожака, поглаживая собаку по голове, и ждал, когда подойдёт казак, так похожий на выкорчеванный из замшелого болота гнилой пень. Набежавший ветерок донёс посторонние голоса из-за острова.
…Не за куропатками промышляют, — подумал Данилка. — Наших везут в Кресты.
Подошёл казак, оглядел нарту, приподнял ее за баран и, ухмыляясь, сказал:
— Хороша!.. Пушинка…
Под подстилкой из оленьих шкур лежал винчестер. Рука Данилки опустилась на рукоять якутского ножа у пояса. Холодная бледность выступила на широких крутых скулах. Он готов был броситься на вооружённого бандита, который, не обращая внимания на его состояние, схватил мешок с кормовой рыбой и высыпал содержимое на снег.
— Песец есть? — требовательно уставился на Данилку.
Данилка молчал.
— Чаво с ним вожжаешься! — крикнул нетерпеливо из кустов Юха. — Тащи сюды!
— Давай ходи… — подтолкнул казак Данилку, показывая, что надо перейти на противоположную сторону острова. Сам же плюхнулся в нарты и заорал, размахивая рукой, как корявой палкой: — А ну пошли, паршивые коняги!